«Кавказская специфика» экономического кризиса

До начала украинских событий бюджетные ассигнования Северному Кавказу были едва ли не самой горячей темой российской политики. Сейчас эта тема подзабыта, но скорее всего вспомнить о ней придется, хотя уже в принципиально ином контексте. Меняющаяся экономическая ситуация может привести к оскудению финансовых ручейков из Москвы в Грозный, Махачкалу и другие города. Что за этим последует, чего можно ожидать в северокавказских республиках, если в какой-то момент федеральных денег там станет заметно меньше?

Как это часто бывает, в кризис вероятно проявление тех проблем, которые созданы были в самые благополучные годы. Именно это можно прогнозировать и для Северного Кавказа.

Чем он отличается сегодня от других российских регионов? Не сильной бюджетной зависимостью от центра (в этом отношении Кавказ как раз не одинок). Не религиозными и этническими конфликтами (их хватает, увы, и в других частях РФ). Кавказская специфика сегодня состоит в том, что существует, по сути, не один Кавказ, а два. Первый — Кавказ чиновников и приближенных к ним личностей. Каста прикасающихся к госбюджету. Она достаточно велика и разрастается «вниз» получателями пенсий по фальшивой инвалидности, фермерами — владельцами «бумажных» баранов и так далее. Второй — Кавказ, от бюджетной ренты отлученный, но при этом отнюдь не депрессивный.

В повальную безработицу на Кавказе можно поверить, читая СМИ, но ее трудно разглядеть, наблюдая за реальной жизнью его республик. Совсем не «бумажное» скотоводство и земледелие, мастерские по пошиву обуви с выпуском более миллиона пар в год, сотни точек по выпуску и продаже стройматериалов, мини-гостиницы в горных курортных зонах, громадные розничные рынки — все эти очень разнообразные миры сегодняшнего Северного Кавказа сходны в том, что существуют без государства.

«Дистанция» от государства продиктована не только отсутствием надежды на какую-либо помощь, и не только недоверием. Сегодня на Кавказе обычное дело, когда предприниматели неформально пользуются землей или строениями, статус которых настолько запутан, что официально их невозможно оформить даже в аренду. В этих условиях закономерно развиваются целые «юрисдикции» (прежде всего исламская), альтернативные российскому праву. Многим республиканским чиновникам этот расклад только выгоден: можно зарабатывать на невмешательстве в неформальную экономику.

И до сих пор, надо признать, они зарабатывали, но умеренно, вмешивались, но не слишком обременяя. Второму, внебюджетному Кавказу в целом было позволено существовать рядом с первым. Однако представим себе, что возможностей кормиться за счет бюджетных ресурсов у местных чиновников станет меньше. Куда они пойдут за недостачей? Самый очевидный путь — именно в неформальный сектор экономики, чтобы обложить его данью гораздо плотнее, чем он обложен сейчас. Выбрав этот путь, местные власти во многих случаях столкнутся с хорошо организованными, отрегулированными по собственным законам сообществами, способными сопротивляться. Это создаст постоянный источник напряженности в масштабах всего региона.

Одновременно сокращение бюджетных вливаний создаст конфликт внутри местной элиты. В элите Северного Кавказа довольно четко выделяются две непересекающиеся и мало похожие друг на друга части. С одной стороны, это «паркетные» чиновники и бизнесмены, к публичной политике не приспособленные. С другой стороны, это харизматики, стремительно поднявшиеся в 90-е — начале нулевых годов на волне различных массовых движений, чаще всего — национальных. В тучные годы те и другие смешались до почти полной неотличимости. Но когда в верхах начнется борьба за ресурсы, народные лидеры 90-х смогут быстро вспомнить былые навыки и вернуться на площади. Причем к этническим группам поддержки, воссоздать которые им будет легче всего (многие такие группы по большому счету и не распускали, а держат «на запасном пути»), они смогут добавить и представителей неформального бизнеса, протестующих против давления властей на свой бизнес.

Можно ли сейчас застраховаться от тотальной дестабилизации Северного Кавказа в случае сокращения бюджетных вливаний из центра? Что, на мой взгляд, надо сделать для этого прежде всего — это осознать, чего для этого делать не надо. Сейчас и на самом Кавказе, и в Москве все чаще приходится слышать, что желательно бы применить ко всем северокавказским республикам «кадыровскую» модель жесткой местной вертикали. При ней в условиях тотального контроля властной группы за всеми активами от бюджетных потоков до уличных ларьков вышеописанные конфликты были бы немыслимы (по крайней мере до тех пор, пока местная вертикаль крепка). Но важно помнить, что чеченское общество порушено войной и формируется буквально с нуля в ходе миграции сельских жителей в оставленные их прежним населением города. В других регионах Кавказа при всех потрясениях последних десятилетий такого умножения на ноль всей прежней общественной структуры все же не было, и как бы ни относиться к кадыровской Чечне, ее опыт к соседям вряд ли приложим.

А если надежды на «железного рулевого» призрачны, остается искать эффективных посредников для будущих конфликтов, то есть тех, кто имеет достаточный авторитет и не заинтересован в борьбе всех против всех. Найти таких людей можно в самых разных слоях общества — среди предпринимателей и влиятельных муниципалов, правозащитников, религиозных лидеров и много где еще. Но чтобы поиск был успешен, центр должен быть готов говорить на Северном Кавказе не только с обитателями зданий региональных правительств и не только с бутафорскими общественниками, привычно привлекаемыми для демонстрации народной поддержки всех уровней власти.