Душим дома

Новый тур завинчивания гаек – оборотная сторона перехода режима к политике сдержанности на внешних фронтах. Самая провластная из наших опросных служб регулярно составляет всероссийскую «карту страхов», выясняя у сограждан, чего они на данный момент опасаются больше всего. «Природа людских страхов такова, что место одной беспокоящей темы занимает другая, – разъясняет перемены на этой карте сотрудник службы. – На замену страху войны приходит страх преступности, землетрясений, наводнений…»

Строго говоря, главным пунктом народных опасений выступают сегодня вовсе не «землетрясения», а материальные трудности. Но страх войны и в самом деле отошел на вторую позицию, заметно упав по сравнению с тем пиком, на который выходил в конце 2015‑го, в разгар сирийской операции и борьбы с Турцией.

Но ведь природа страхов у наших начальствующих лиц не так уж отличается от народной. Снизив накал борьбы с внешними недругами, они с тем большим напряжением вглядываются сейчас в обстановку на домашнем фронте. Именно поэтому вспыхнувшие было надежды на то, что весенняя разрядка международной напряженности будет конвертирована во внутренние послабления, не имели под собой почвы.

Идущий к принятию вопреки всем заклинаниям оптимистов «антитеррористический пакет», призванный запугать не столько террористов, сколько вообще всех; новая чистка медиа; идущие по восходящей уличные расправы с несистемными, а отчасти уже и системными оппозиционерами – в попытках расшифровать смысл нового тура завинчивания гаек его связывают то ли со страхом перед сентябрьскими выборами, то ли просто с многолетней репрессивной инерцией.

Эти объяснения как минимум неполны. То есть страх, конечно, налицо. Но вряд ли перед выборами. По крайней мере, ближайшими. Возможно и даже вероятно, что на этих выборах номенклатурные клики, особенно в провинции, примутся сводить друг с другом счеты более свободно, чем раньше. Уже принимаются. Но это ведь борьба за деньги и посты без всякой примеси высокой политики. Как в Иркутской области прошлой осенью. Губернатор сменился, но порядок даже не дрогнул. Признаков того, что широкие массы откликнутся сейчас на какие-то несистемные призывы, не видно ни малейших.

Что же до президентских выборов‑2018, то они, безусловно, тревожат высочайшие умы. Но уж не тем, что выдвинется какой-нибудь Навальный и соберет большинство. Страшит другое. Полноценное избрание президента у нас – это не унылая формальность, а праздник великого слияния вождя с народом. Именно это дарует легитимность. И как теперь такое организовать, действительно непонятно.

Кажется, во всю путинскую эпоху у режима ни разу не было такой пустоты в мыслях относительно желаемого будущего, как сейчас. Что пообещать? Восстановление старой державы? Победу над Западом? Это и так уже отыграно, а уж теперь, в мирное как бы время, смотрелось бы особенно не к месту.

Хозяйственное процветание? Рост уровня жизни? Но ведь понятно, что жирные годы не вернуть. Все проекты экономической политики, конкурирующие сейчас за право стать экономической программой путинского президентства в 2018 – 2024 годах, различаются степенью шарлатанства или, если угодно, реализма, но схожи откровенной непривлекательностью для народа.

Мобилизационные мифы в стиле Глазьева с их старосоветской романтикой совершенно не созвучны настроениям людей. Но занятно, что рецепты наших внутрисистемных экономических прогрессистов, подаваемые как нечто современное и продвинутое, в сущности, бьют в ту же точку. Что такое шестипроцентный налог на накопление пенсий, придуманный Минфином и ЦБ, как не обновленная версия добровольно-принудительных займов сталинской эпохи? Другого смысла, кроме намерения срочно и безвозвратно выжать из граждан деньги, в наших координатах это иметь не может.

В таком идейном вакууме совершенно естественным выглядит приказ Владимира Путина выполнить наконец «майские указы». Их неисполнимость очевидна, но другой позитивной программы правления у него просто нет.

При этом народ хоть и недоволен положением дел, но в массе своей вовсе не требует свобод – ни политических, ни тем более экономических. Он не то чтобы в восторге от генерируемых сверху запретов, но до поры воспринимает их как обычную продукцию властей.

Ну а власти глушат свой страх способами, которые им ближе всего: все закрутить, завинтить, запугать, придушить, а дальше будет видно.