Реновация Европы

Национализм против глобализма

Начнем с Британии. Здесь результаты выборов долгое время выглядели предрешенными: правящая Консервативная партия премьер-министра Терезы Мэй шла к убедительной победе. Однако за пару недель до голосования ситуация изменилась. По данным последних опросов, разрыв между консерваторами и их основными соперниками, лейбористами, сократился до 5–7%. По некоторым прогнозам, правящая партия может потерять до 20 парламентских кресел по сравнению с выборами 2015 года, что означало бы утрату большинства, позволяющего сформировать однопартийное правительство. Нынешние выборы досрочные. Объявляя об их проведении, Тереза Мэй, безусловно, учитывала неутешительное состояние лейбористов, многие сторонники которых разочарованы политикой нынешнего лидера партии, приверженца радикально левых взглядов Джереми Корбина. Однако Корбин провел удачную кампанию, и его социальная риторика, похоже, находит поддержку у все большего числа избирателей. Зато консерваторы совершили крупный промах, заявив о намерении ввести плату за услуги сиделок и помощь по дому для пожилых граждан, – эту меру уже прозвали «налогом на деменцию».

Одной из основных тем британских выборов остается брекзит – выход Соединенного Королевства из Евросоюза. Как известно, решение покинуть ЕС британцы приняли большинством голосов год назад, в июне 2016‑го. С тех пор кабинет Мэй – которая лично, кстати, не была ярой сторонницей брекзита – делает все, чтобы представить свою политику как тщательное исполнение воли граждан, выраженной на референдуме. Премьер получила в парламенте одобрение начала переговоров с Брюсселем об условиях брекзита (они могут затянуться не менее чем на два года), а затем взяла на этих переговорах весьма жесткий тон. С недавнего рабочего ужина с миссис Мэй шеф Еврокомиссии Жан-Клод Юнкер вышел сильно раздраженным, заявив, что «настроен в 10 раз более скептично, чем перед этой встречей».

Ставки высоки. Развод Соединенного Королевства и ЕС может обойтись Лондону во многие миллиарды евро, а в случае отказа выплатить Брюсселю долги по разного рода европейским программам Британия может столкнуться, например, с жесткими ограничениями прав ее граждан на постоянное проживание и работу в странах ЕС. С другой стороны, Лондону есть что ответить: в Евросоюзе проживает примерно миллион британцев, но граждан стран ЕС, обитающих в Соединенном Королевстве, в три раза больше – и об условиях их дальнейшего пребывания там тоже придется договариваться. В общем, ближайшие годы будут очень непростыми – это даже если вынести за скобки важный вопрос о том, во что обойдется британской экономике возможный «жесткий» брекзит (прогнозы тут пока самые разные – от катастрофических до умеренно оптимистичных). Понятно, что в этой ситуации премьер Мэй хочет обзавестись мандатом избирателей на 5 лет вперед, однако, если выборы закончатся так называемым «подвешенным парламентом» (hung parliament), где ни у одной партии не будет решающего перевеса, ситуация резко осложнится.

Но даже если этого не произойдет, спокойной жизни у второй в британской истории Madame Prime Minister не предвидится. Вот как описывает состояние общественного мнения в Британии лондонский еженедельник The Economist: «Глобализация и кризис технократической модели создали спрос на общины (communities), а высокий уровень иммиграции вновь поставил вопрос о национальной идентичности. Левая лейбористская партия Джереми Корбина оттолкнула обычного избирателя из рабочего класса, утратившего в результате свои привычные симпатии. Подъем Шотландской националистической партии вкупе с развалом лейбористов вынудили консерваторов взять на себя роль объединяющей силы. Тяжба с Брюсселем по поводу брекзита неизбежно поляризует общественное мнение по линиям национализма». Иными словами, Терезе Мэй нужно будет опираться на умеренно националистические и протекционистские силы – но так, чтобы не нанести невосполнимый ущерб экономике страны, одной из самых открытых и глобалистских в мире.

Таким образом, даже покидая Евросоюз, Великобритания останется частью нового европейского политического противостояния, которое, похоже, идет на смену традиционному соперничеству правых и левых. Это, говоря несколько упрощенно, противостояние глобалистов и антиглобалистов, сторонников открытой экономики и европейской интеграции и тех, кто предпочитает экономический протекционизм и укрепление суверенитета национальных государств.

Макрон замахнулся на Европу

С особой силой этот конфликт разгорелся во Франции, где победа Эммануэля Макрона на майских президентских выборах стала крупным успехом лагеря глобалистов, встревоженных подъемом евроскептических и националистических сил по всей Европе. Парламентские выборы, проходящие, согласно французскому законодательству, в два тура (11 и 18 июня), – следующий раунд этого поединка. Судя по опросам, новая партия сторонников президента Макрона – «Республика на марше» (La Republique en Marche) – может рассчитывать на победу, но эта победа будет недостаточно убедительной для того, чтобы макроновцы смогли составить правительство без поддержки других парламентских партий. Очевидно, Макрону придется сотрудничать с правоцентристскими «Республиканцами» – готовность к такому сотрудничеству он уже показал, назначив представителя этой партии Эдуара Филиппа главой нынешнего кабинета министров (возможно, переходного). Но коалиция – это всегда уступки и компромиссы, а Макрону, пришедшему к власти под лозунгом радикальных, хоть и не совсем ясно очерченных реформ, нужны быстрые успехи – и внутри страны, и на международной арене.

Новый французский лидер уже сделал заявления о намерении преобразовать не только Францию, но и Европейский союз. Макрон добивается более тесной интеграции еврозоны – с образованием фактически совместных органов управления, создания единой системы европейской обороны и безопасности, в том числе общего фонда, из которого финансировались бы военные заказы, недоступные отдельным странам в силу бюджетных ограничений. Это хотя бы отчасти вывело ЕС из военно-стратегической зависимости от США, что многим в Европе кажется разумным, учитывая слабую предсказуемость американской внешней политики при Дональде Трампе. Наконец, в планах Макрона – резкое расширение общеевропейских культурных и образовательных программ (вроде программы международных студенческих обменов Erasmus). Это позволило бы создать европейскую интеллектуальную, политическую и деловую элиту будущего, для которой «большой родиной» была бы уже Европа в целом, а не только та или иная страна.

На все это, однако, нужны средства, а их у Франции недостаточно. Выступая в январе этого года в Университете Гумбольдта в Берлине, будущий французский президент был откровенен: «Именно Германия получает больше всех выгод от существования еврозоны и общего рынка, а потому она могла бы быть более открытой к идее поделиться своим богатством с остальными». Идея, прямо скажем, не новая и до сих пор не встречавшая у властей ФРГ большого понимания. Во всяком случае, в начале этого десятилетия, в разгар кризиса еврозоны, правительство Ангелы Меркель проповедовало предельную финансовую дисциплину (что делает до сих пор) и выступало против введения евробондов – общих ценных бумаг еврозоны, предлагавшихся как более гибкий инструмент борьбы с финансовыми трудностями задолжавших стран вроде Греции или Испании.

После избрания президентом Эммануэль Макрон – сторонник идеи евробондов – первым делом поехал в Берлин на встречу с канцлером Меркель. Первое свидание прошло вроде бы успешно, но согласится ли Германия с тем, что завести «чихающий» франко-германский мотор евроинтеграции следует при помощи прежде всего немецких денег, пока остается неясным. С другой стороны, в последние дни Ангела Меркель заговорила небывало жестким для нее языком, заявив, что Европа больше не может «во всем полагаться» на США и Британию и должна «взять свое будущее в собственные руки». Для такого курса Франция с ее традиционным антиамериканизмом, иногда латентным, иногда открытым, – наиболее надежный и естественный союзник.

Интеграция или распад

Возможно, Макрону лучше, чем с Меркель, работалось бы с Мартином Шульцем – социал-демократическим соперником нынешнего канцлера ФРГ на третьих важнейших европейских выборах этого года – немецких (они намечены на сентябрь). Шульц, бывший глава Европарламента, считается еще более еврооптимистичным политиком, чем Меркель. После выдвижения его кандидатуры на пост канцлера рейтинги социал-демократов начали быстро расти, однако затем «замерзли»: в речах Мартина Шульца оказалось много запала, но маловато конкретики. Весной социал-демократы потерпели болезненные поражения от ХДС Ангелы Меркель на важных региональных выборах, в том числе в самой населенной земле ФРГ, Северный Рейн – Вестфалия. С другой стороны, резко притормозили и популисты из «Альтернативы для Германии». В целом политическая сцена ФРГ, кажется, возвращается к своему традиционному состоянию, с доминированием двух крупнейших партий, и пока это сулит победу Меркель.

Но и в этом случае перемен ни Германии, ни Европе не избежать – хотя, возможно, они будут не столь быстрыми, как желал бы Эммануэль Макрон. «Белая книга», выпущенная недавно по распоряжению главы Еврокомиссии Жан-Клода Юнкера, рассматривает несколько возможных вариантов дальнейшего развития ЕС. Business as usual, то есть продолжение нынешнего существования Евросоюза, раздираемого противоречиями и не способного к быстрым решениям и серьезным реформам, выглядит из них едва ли не самым безнадежным. Есть среди рассматриваемых сценариев и отказ от интеграционных усилий на политическом уровне, с сохранением только общего рынка. Но это не слишком реалистично: за 25 лет существования ЕС в его нынешнем виде его участники слишком сильно «срослись». Наиболее правдоподобным вариантом большинству экспертов кажется «Европа разных скоростей» – тесная интеграция ядра ЕС и подключение тех, кто не захочет стать частью этого ядра, к тем или иным сферам сотрудничества по договоренности. (Скажем, необходимость общей политики по охране внешних границ союза не отрицает сегодня уже почти никто – очень не хочется повторения миграционного кризиса 2015 года). Перспектива такой перемены, ставшая еще более вероятной после победы Макрона, который фактически поддерживает «Европу разных скоростей», уже вызывает реакцию в тех странах, которые пока не решили, как им в таком случае поступить. Например, в Чехии возобновилась давно затихшая дискуссия о том, нужно ли переходить на евро, и если да, то когда.

Если своего рода зародыш общеевропейского федеративного государства действительно возникнет, это может означать для Европы начало ни больше ни меньше новой исторической эпохи – заката национальных государств. С другой стороны, нет никакой гарантии того, что проект «Европы разных скоростей» удастся. Ясно, что победного марша у национал-популистов разных стран пока не получилось. Но если «глобалисты» не найдут решения проблем, которые заставили год назад 52% британцев проголосовать за брекзит, а 7 мая треть французов – поддержать Марин Ле Пен, то вместо разноскоростной интеграции Европу будет ждать ускоренный распад. Как бы то ни было, история явно ускорилась – и, хотя Европу принято называть «старушкой», в определенном смысле для нее сейчас все только начинается.