Законы немирного времени

2 февраля под Дебальцево погиб бригадный генерал чеченской сепаратистской армии Иса Мунаев. За несколько дней до этого к Исе Мунаеву и его бойцам, выбравшим в этой войне сторону Украины, обращался чеченский командир с позывным «Дикий», которому подчиняются чеченцы, воюющие на стороне Луганской народной республики. «Дикий», наверное, младше Мунаева лет на 10, то есть уже совсем смутно помнит времена СССР, pax sovetica, зато опален войной в Чечне и участвовал в ней — не исключено, что на обеих сторонах.

Теперь, когда Мунаева нет, на его месте Адам Осмаев — тот самый, которого три года назад задержали в Одессе по подозрению в подготовке покушения на Путина. Украина, хоть тогда еще и дружественная России, Осмаева не экстрадировала, и вот теперь он командует кавказскими добровольцами с украинской стороны. Разговаривать с ним «Дикому», с одной стороны проще, хотя бы потому, что Осмаев младше. А с другой, сложней: как разговаривать с человеком, которого обвиняли в покушении на Путина? Правда, разговоров как таковых не было и с Мунаевым — так, видеообращение, мало ли их в сети.

Но говорить «Дикий» пытался о том, что он вышел на войну в Донбассе не для того, чтобы стрелять в чеченцев. Чтобы чеченцы не стреляли в чеченцев, Мунаев, по мысли «Дикого», должен был раскаяться в том, что воевал за интересы Америки, которая «всю жизнь во всем мире мучает мусульман», и вернуться домой. А лучше просто перейти на «нашу» сторону — тогда бы уж точно решили все вопросы, «возможные и невозможные».

Мунаев говорил, что воюет за свободу, а вовсе не за «Америку, которая мучает мусульман». Но утром 2 февраля Мунаев погиб под Дебальцево. А его преемника Адама Осмаева в России ждет обвинение в покушении на Путина — и это значит, что, если он пересечет линию фронта, его «возможные и невозможные» вопросы никакой «Дикий» решить не поможет. Война, похоже, всегда стремится залепить любые дырки, сквозь которые может просочиться мир. Надо очень хотеть разлепить их обратно, чтобы добиться успеха, но люди, которые к этим дыркам ближе всего, больше привыкли стрелять.

И они стреляют, в том числе, как ни парадоксально, сами в себя, и в тех «своих», кто остался в тылу. Это происходит на войне со всеми, просто на примере чеченцев ярче видно. Иса Мунаев и Адам Осмаев, воюющие за свободы Украины, стреляют в незнакомого им старика-чеченца, которого дети — один предприниматель, другой хирург — перетащили к себе в Москву, и в его детей, когда им в спину в подъезде говорят: «Сволочи, убивали наших у себя, теперь на Украине убиваете, а сами к нам понаехали».

Наличие и даже вероятное личное геройство чеченского полевого командира с позывным «Дикий» этого злобного шепота никак не отменяют. Тем временем сам «Дикий» с его ненавистью к Западу стреляет по тем чеченцам, которые бежали от войны или беззакония в Европу — их соседи теперь смотрят на них чуть ли не как на тех, кто стрелял в журналистов «Шарли Эбдо» и захватывал заложников в магазине кошерной еды в парижском пригороде.

Построить мир там, где была война, трудней, чем могло показаться. Не факт, что самая большая мечеть Европы, мощный символ восстановления Грозного, может символизировать и мир. Митинг, который прошел под ее стенами 19 января, стал единственной в географических пределах Европы манифестацией, на которой почти миллион человек выражал не солидарность с пострадавшими, а ярость по поводу оскорбления убитыми их религии: «По шариату за такое полагается смерть».

И сам митинг, и эти слова — это целая пулеметная очередь по чеченцам и мусульманам, независимо от того, где они живут и разделяют ли эти суждения. Ведь то, что называется общественным мнением, к сожалению, не склонно разбираться в деталях. Зато оно иногда получает сугубо материальное выражение: в виде печати «отказ» на ходатайстве об иммиграционной визе в Европу. В виде предписания о депортации. В виде прокурорского постановления о предъявлении обвинения.

Пятеро чеченцев с российскими паспортами, которых арестовали 19 января во французском Безье по подозрению в подготовке теракта, а 31 января предъявили обвинение, — они ведь не только запасали для чего-то, в чем предстоит разобраться суду, пластид и оружие. Они также и отливали эти невидимые пули, и сами уже получают их.

Как это ни странно, митинг в Грозном показывали по французскому телевидению. Европейское право, конечно, не предполагает, чтобы прокурор строил фигуру обвинения с учетом увиденного вечером в новостях сюжета о том, что чеченцы, оказывается, не «Шарли». Но европейское общественное мнение способно создать контекст, атмосферу процесса. И она неуютным сырым сквозняком потянется ко всем чеченцам, пытающимся просто обустроиться и спокойно жить в Европе.

А людям, которые участвовали в войне, пережили ее и построили на пепелище новый город, никогда не понять, что жертвы современной войны — это не только «двухсотые» и «трехсотые». Что они сами — тоже жертвы войны, которых она не отпускает. Что их митинги и их слова могут ранить в тысячу раз больше людей, чем разрыв мины армейского миномета. Что они остались в искаженной оруэлловской вселенной, в которой мир — это война.

Для людей Рамзана Кадырова понятие «гибридная война» — болтовня очкариков. Но незаметно для себя они принимают в ней участие. И вовсе не факт, что именно на той стороне, на которой им бы хотелось. Да, Запад нынче в России объявлен врагом, и если для тебя он враг потому, что «мучает мусульман» и глумится над религией, то твое лыко тоже будет в строку.

Но не мешало бы помнить и о том, в какой степени Россия, пусть и огрызающаяся сейчас, и готовая отгородиться от всех, все равно остается частью Запада. И хотя война на российской территории формально кончилась, страна все еще остается «домом, разделившимся в себе самом», а такой дом, как известно с евангельских времен, рискует не устоять (Матф. 12, 25).

Но об этом никогда не думают люди, привыкшие жать на спусковой крючок и бороться за собственную жизнь, кидая гранаты в подвалы разрушенных домов. А остальным, когда в телевизоре возникает очередная война, обычно кажется, что она далеко. Если в ней участвуют какие-нибудь «наши» и им пока сопутствует удача — боевиков ли оттеснили в горы, или «укрофашистов» остановили на подступах к Донецку, — что ж, можно и порадоваться. Потом взять в холодильнике бутылку пива и переключить на футбол. Но у воронки, в которую война всасывает социальную реальность, всегда быстро расширяющиеся края. Дело не только в чеченцах. В конце концов никто не останется в стороне.