«Это сознательное оглупление ребят, готовых к содержательной работе»

— Ни один новый учебный год не обходится у нас без нововведений. Какие самые важные новации ждут школы и вузы в 2014-2015 учебном году?

— Главная новация — возвращение сочинения. Это стратегическая вещь: нам нужно вернуть в рутину общеобразовательной школы необходимость постоянно и внимательно читать книги. В первую очередь — прозу и поэзию.

Единый экзамен сыграл свою положительную роль, его плюсы известны. Но у него есть негативные последствия. Ключевое — это исключение из экзамена длинного свободного формата. Школьники, готовясь к ЕГЭ, начинают ориентироваться на малые формы, и это имеет осязаемые последствия в культуре. Мы видим, что наши молодые люди в своей массе все меньше читают и начинают плохо выражать свою мысль, теряют красивую, логически выстроенную речь. Если мы хотим изменить ситуацию с «культурным запасом» и речью, нужно этим заниматься.

— Как будет сочетаться сочинение с экзаменами в форме ЕГЭ?

— Сочинение будут писать все — зимой, в середине 11 класса. Но учитываться при поступлении оно пока будет по выбору вуза. Ученый совет того или иного вуза может сам решить, при поступлении на какие факультеты и специальности будут учитываться баллы за сочинение (например, на филфак и истфак будут учитываться, а на матфак или физфак — нет). Сочинение может дать выпускникам максимум 10 дополнительных баллов. Плюс десять баллов для поступления в вузы средней руки — мало что значат, но для вузов хороших, где есть реальная конкуренция сильных абитуриентов, баллы за сочинение будут иметь значение. Мы хотим именно на этом сыграть.

Что касается «Вышки», я буду предлагать Ученому совету ввести сочинение на все факультеты: мы готовим специалистов высокого уровня, и я уверен, что и инженер, и прикладной математик ВШЭ должен обладать глубокой гуманитарной культурой.

— Не является ли это отходом от изначальных принципов ЕГЭ, ведь при создании ЕГЭ речь шла о системе, где был бы максимально исключен «субъективный фактор». Кто будет проверять эти сочинения?

— Никакого отхода нет. Потому что принцип ЕГЭ — независимая оценка. Она сохраняется: писать сочинения будут в школах, а проверять будут сами вузы. Это отход от той формы, которая была изначально выбрана для единого госэкзамена.

— Может ли быть изменена форма для экзамена, скажем, по математике или другим предметам?

— Я предлагаю в будущем пойти по пути Великобритании и ряда других стран. А именно, существования ЕГЭ двух типов, из которых выпускник мог бы сам выбрать, какой именно он будет сдавать. Первый тип — это задания уровня 1-2 частей нынешнего ЕГЭ. И это максимум 70 баллов, что достаточно, чтобы сдать непрофильный предмет (например, русский или иностранный в технический вуз). Второй тип — это уже не тесты, это нормальное сочинение или письменная работа по математике, биологии и пр. После успешной сдачи такого экзамена можно поступать в престижные вузы.

Такая двухуровневая система отражает реальное положение дел. Значительная часть выпускников уже сейчас де-факто сдает ЕГЭ по типу «А». Вы знаете, что половина выпускников даже не доходит до части «С» — творческой части ЕГЭ? И их это устраивает, с этими баллами они спокойно поступают во второразрядные вузы.

Да и школы, как правило, натаскивают на первые два уровня. Это обеспечивает «среднюю по больнице» успеваемость. Но это сознательное оглупление тех ребят, которые готовы к содержательной работе. А мы их от нее отучаем.

— Это будет выбор самого школьника: либо тип «А», либо тип «Б»?

— Да, это их выбор. И это риск. Выбрав «Б», ты понимаешь, что берешь на себя «повышенные обязательства». Но можно будет пересдавать…

— Можно будет пересдавать?

— Пересдавать можно будет уже в этом учебном году. Еще одна новация этого года — возможность пересдачи ЕГЭ. У многих были претензии по поводу того, что ЕГЭ можно сдавать только один раз в год. Ведь есть дети, совсем неглупые, которые просто психологически срываются перед единственным испытанием. Теперь у них появляются новые возможности. Это гуманизирует единый госэкзамен. Теперь любую двойку (пока только двойку!) можно будет пересдать в этом же году — через несколько дней после проваленного экзамена.

— Это новшества, связанные с итоговой аттестацией. А что меняется во внутренней жизни школ?

— В Москве разворачивается серьезное движение по созданию университетских лицеев — подразделений вузов, представляющих собой старшую школу, 10-11 класс.

Лицеи реализуют заложенную в новом образовательном стандарте широкую возможность выбора предметов, профилей. Но обыкновенные школы это слабо используют — нет кадров. Вузы иногда направляют в школы своих педагогов, но это, как правило, платная форма дополнительной подготовки. А платная форма отсекает социально незащищенные категории граждан. И успешные старшие школы, вместо того, чтобы стать инструментом социального лифта, инструментом социального «перемешивания», превращаются в институт социальной сегрегации, где выигрывают состоятельные.

Идея университетских лицеев этому противостоит. Мы отбираем детей в 10 класс, формируем направления, соответствующие нашим факультетам, два года учим детей на бюджетные деньги (нормативное финансирование такое же, как в любой московской школе — около 130 тысяч на старшеклассника в год) и вкладываем в это дополнительно свои деньги. Сейчас такие лицеи есть у «Вышки», МИФИ, РГГУ и ряда других вузов.

— Все до сих пор обсуждают новацию прошлого года — укрупнение школ, их объединение не только друг с другом, но и яслями и садами. Кого ни спроси, никто не может внятно сказать, зачем это было сделано. Вы знаете?

— У меня те же самые вопросы, что и у вас. Меня позвали возглавить управляющий совет в школу № 2095 «Покровский квартал»: там объединили 7 школ, 6 детских садов в один учебный комплекс. Большинство родителей не понимало, зачем. Им не объяснили.

При этом плюсы такого решения на поверхности.

Во-первых, у крупного комплекса больше возможностей для выбора более сильных учителей. Учителей по одному предмету может быть 3-5, а не один-два. Фактически создаются кафедры, появляется профессиональный контроль, ученики могут выбрать себе учителей.

Во-вторых, появляется возможность широкого выбора спецкурсов и курсов дополнительного образования. Мы же провозгласили, что старшая школа у нас будет профильной. Но пока это декларация: у нас реализуется лишь 10% существующих возможностей. Потому что у маленькой школы мало ресурсов. Учебный комплекс создает такие возможности.

В-третьих, комплекс может пригласить ведущий вуз, институт РАН, крупный музей в качестве стратегического партнера и стать учебной базой для них.

Так что создание комплексов выгодно и ученикам, и родителям, и я не понимаю, почему об этом их нельзя было внятно информировать. Ведь кто против этого? Директор, который перестает быть директором. Слабый учитель, который боится, что в новом коллективе его начнут заново оценивать. Да, еще родители сильной школы, которую объединяют со слабыми — они боятся потерять качество (но таких случаев очень немного). У остальных категорий граждан я просто не вижу объективных причин для сопротивления. Просто нужно разъяснять, что люди от этого получат.

— Что нового произойдет в жизни вузов?

— Появятся так называемые «университеты прикладных наук». Такие вузы уже стали правилом в Европе, даже в Китае. Люди будут помимо изучения «общекультурных» вузовских предметов, обязательно получать реальную профессию, на которую есть высокий спрос на рынке труда — то, что называют «прикладным бакалавриатом». Это может быть секретарь в офисе, системный администратор, портье в гостинице или техник на производстве. У нас этим занимались техникумы, но техникум не престижен. 85% родителей не видят для своего ребенка будущего без высшего образования. Поэтому у нас в крупнейших городах возникает зазор: наши дети сидят в офисах за 20 тысяч рублей, а мигранты занимают рабочие места квалифицированных исполнителей за 40-60 тысяч.

— Техникумы с этой задачей не справляются. Почему вы думаете, что «университеты прикладных наук» ее решат?

— В техникумы идет совершенно другой контингент. «Прикладные вузы» будут создаваться на базе существующих. У нас много вузов, которые якобы готовят технологов, но эти технологи не находят себя на рынке труда. Часто соответствующих производств просто нет. Их выпускники все равно в конечном счете оказываются на этом рынке труда — но без необходимых знаний и умений.