28 марта 2024
USD 92.59 +0.02 EUR 100.27 -0.14
  1. Главная страница
  2. Статья
  3. «Буржуазный революционер №1»
Общество

«Буржуазный революционер №1»

В октябре семнадцатого началась революция номер один — нет, это не о «Великой Октябрьской социалистической», это случилось четырьмя веками ранее. Ровно 500 лет назад, в последний день октября 1517 года в центре Германии профессор местного университета и снедаемый страстями монах Мартин Лютер прибил к церковным воротам длинный набор возражений против торговли папскими индульгенциями.

Со слов «Во имя любви к истине…» начинались изложенные латынью 95 теологических тезисов. Современного человека по их прочтении, скорее всего, посетит одна мысль – как может какой-нибудь 29‑й тезис («Кто знает, все ли души, пребывающие в чистилище, желают быть выкупленными…») влиять на нашу современность? И тем не менее сказанное в октябре 1517‑го влияет вот уже 500 лет и на жизнь, и на всю экономику нашей планеты.

Капитализм рождается в шахте

Общеизвестно, что капиталистические отношения зародились в «городах-государствах» средневековой Италии. Но современная историческая наука выделяет еще одну их колыбель – юго-восток Германии XV века. Именно этот регион – от Саксонии до австрийских Альп – был главным центром металлургии для Западной Европы. Здесь добывались все известные тогда человечеству металлы – от железа до серебра, золота, олова и меди. Железо уже в то время было становым хребтом экономики, а местные рудники до открытия Америки служили европейцам главным источником драгметаллов.

Не случайно горный хребет, разделяющий сегодня Германию и Чехию (а пять веков назад – Саксонию и тогда еще немецкую Богемию), именуется «Рудные горы». Концентрация лежащих почти на поверхности металлических руд здесь была запредельной. Ничего подобного в Восточной Европе, от Днепра до Волги, не было – все богатейшие залежи, вроде Курской магнитной аномалии, лежат на глубине сотен метров, которая станет доступна лишь для техники XIX века.

Так что, если хочется найти истоки восточноевропейского экономического отставания от западной половины континента, следует начать с карты металлических руд. В Киевской и Московской Руси рассеянные по необъятным лесам крупицы поверхностного «болотного железа» собирали немногочисленные умельцы. Тогда как на юго-востоке Германии (в то время «Священной Римской империи германской нации») в начале XVI столетия концентрированные залежи руды в неглубоких шахтах добывали свыше 100 тыс. профессиональных рудокопов – фантастическая цифра для той эпохи!

В семье одного из таких рудокопов и родился «буржуазный революционер № 1» – именно так Мартина Лютера спустя века назовет Маркс. Впрочем, революционную роль Лютера в истории европейской цивилизации признают отнюдь не только марксисты. Достаточно вспомнить знаменитую работу Макса Вебера «Протестантская этика и дух капитализма» или слова ведущего американского литературоведа XX столетия Вернона Л. Паррингтона: «Учение Лютера было начинено порохом – оно произвело взрыв, проломивший зияющие бреши в казавшихся незыблемыми крепостных стенах феодализма».

Но вернемся к средневековым немецким рудокопам, незаметно для себя выкопавшим из своих шахт европейский капитализм. Их численность и концентрация неизбежно вели к новым социально-экономическим формам жизни.

Крестьянин – пролетарий – капиталист

Осенью 1483 года молодой немецкий крестьянин Ганс Лютер с беременной женой в поисках средств к существованию перебрались из села на рудники Мансфельдского графства в Саксонии. Уже в ноябре того года у начинающего рудокопа родился сын, нареченный Мартином. Пока мальчик рос, его отец упорно долбил породу и столь же упорно копил деньги. Обилие шахт, руды и рабочих рук вместе с высоким спросом на железо давали вчерашнему крестьянину шанс подняться на новую ступень.

И Ганс Лютер свой шанс не упустил: семь лет проработав в шахте, организовал горнорудное товарищество. Такие товарищества, Gewerkschaften, повсеместно возникавшие тогда в горнорудном ремесле, и были первыми по-настоящему капиталистическими производствами. К началу XVI века отец Мартина Лютера уже вполне состоявшийся «капиталист», получающий прибыль от владения паями восьми шахт и трех плавилен. Конечно, ему с его 1250 гульденами капитала было далеко до Фуггеров и Вельзеров, крупнейших купцов и банкиров в Германии той эпохи. Фуггеры и Вельзеры вскоре купят земли нынешней Венесуэлы у императора Карла V за сумму, в 300 раз большую, чем капитал Лютера-старшего.

Но и тысяча гульденов позволяла тогда целый год оплачивать работу почти сотни мастеров. Одним словом, от «маленького» Лютера до «больших» Фуггеров и Вельзеров – это уже самый настоящий ранний капитализм. Правда, работать этому капитализму приходится в недрах классического феодализма – «Священная Римская империя германской нации» пять веков назад представляла собой эталонную иллюстрацию для школьного учебника истории Средних веков. Феодальная раздробленность, феодальная вольница и «феодальная лестница» – от простых рыцарей до графов и королей, а сверху, над тремя королями, почти бессильный император. И все это духовно «окормляет» католическая церковь – единственная дозволенная идеология, к тому же сама являющаяся крупнейшим феодалом. Почти треть земель и владений в той Германии принадлежали епископам и монастырям.

Вот в таких условиях рождается «капитализм» Лютеров – отца и сына. Кстати, многое в той истории пять веков назад перекликается с предысторией русской революции 100‑летней давности. Тот же новорожденный и бурно растущий капитализм, придавленный могучими феодальными пережитками. Даже движущая сила совпадает – ставшие «пролетариатом» и «буржуазией» вчерашние крестьяне, горожане первого-второго поколения, и их дети.

Капитализм рождается в типографии

Совпадает и еще одно условие – оба социальных слома происходят в связи с более-менее массовым распространением грамотности и ростом числа интеллигенции. Сын Ганса Лютера, вчерашнего крестьянина, выросшего из рудокопа в капиталиста, получает весьма солидное университетское образование.

Антон фон Вернер
©Антон фон Вернер

Крестьянский сын учит латынь и греческий, отец-«капиталист» прочит Мартина в юристы, благо в лоскутной «Священной Римской империи германской нации», состоящей из множества отдельных владений и запутанных иерархий, юридическое крючкотворство весьма востребовано. Но будущий обличитель римского папы уходит в монастырь – как бы мы сказали сегодня, коммерческой практике предпочитает научную деятельность (с учетом того, что вся «наука» тогда насквозь религиозна). Мартина больше влекут философские штудии, и вскоре католический монах Martinus Luder на божественной латыни преподает теологию в городе Виттенберге, в одном из новых университетов Саксонии. Хорошая карьера для крестьянского внука, но уже не предел мечтаний для сына совладельца восьми шахт.

Конец XV – начало XVI века для Германии еще и время научного расцвета (уже в современном понимании науки). Не случайно именно там и тогда Иоганн Гутенберг изобретает книгопечатание, а в Нюрнберге в 1477 году изготовляют первые в мире карманные часы – изобретения настолько эпохальные и знаковые, что не требуют лишних пояснений. Короткие строки позднесредневековой статистики говорят сами за себя – к началу XVI века в Базеле работают 16 типографий, в Аугсбурге – 20, в Кельне – 21, в Нюрнберге – 24. В Германии тогда открывают 9 новых университетов, впервые возникает система школьного образования даже в небольших городах. Так будущий капитализм рождается не только в шахтах, но и в университетах с типографиями.

Встреча с Ренессансом и продавцами индульгенций

В 1511 году Мартин Лютер, член монашеского ордена августинцев и все еще верный сын католической церкви, едет в Рим. В те дни, когда 28‑летний доктор теологии находится в «Вечном городе», Микеланджело работает над фресками Сикстинской капеллы, а Рафаэль расписывает стены папских покоев. Впрочем, эти шедевры ни Мартин Лютер, ни прочая широкая публика тогда не увидят – они предназначались для услаждения высших чинов папской курии. Из всего творчества Рафаэля провинциальный монах (для Рима «дикая» Германия – все еще глухая провинция) сможет узреть только фреску, написанную им в честь недавно умершего папского слона. Для набожного и пытливого Лютера такое «Возрождение» – лишь символ разврата зажравшихся церковных верхов.

Однако дух настоящего Возрождения уже бродит рядом. Закономерно среди ближайших друзей Мартина Лютера по университету оказывается Филипп Шварцерд, преподаватель греческого языка и любитель античной философии. Именно Шварцерд, сменив фамилию на греческий манер – Меланхтон («Черная земля», дословный перевод с немецкого Schwarzerd), станет первым кодификатором лютеранства и идей реформации, повенчав учение Лютера с античным гуманистическим наследием.

Поворотным моментом в судьбах Лютера и мира оказывается октябрь 1517 года. В Германию приходит папская булла о массовой продаже индульгенций, как гласит текст послания – для «оказания содействия построению храма св. Петра и спасения душ христианского мира».

«Спасение души» в обмен на деньги – практика до предела циничная, но освященная веками церковного авторитета. У Мартина Лютера, сына горнорудного «капиталиста», к индульгенциям, однако, есть личный счет – еще в 1508 году Ганс Лютер, фанатичным скопидомством и бережливостью сколачивавший первоначальный капитал, экономивший даже на собственных детях, все же уплатил внушительную сумму за такую индульгенцию. Для Лютера-сына упорная экономия была благом, уважаемой целью, а вот покупка «отпущения грехов» казалась и житейской глупостью, и попранием религиозного смысла. И возмущенный Лютер бросился писать свои доводы против «индульгенций». Так в последний день октября 1517 года на дверях церкви в замке города Виттенберга появились 95 тезисов, вскоре перевернувших мир.

Первый «непобежденный еретик»

Естественно, теолог Лютер не думал ни о каких «капитализмах» и социальных изменениях. Тогда люди мыслили исключительно религиозными категориями, и «95 тезисов» – это сугубо теологический спор, местами непонятный, местами до смешного наивный для людей нашего времени. Но для интеллектуалов (и тем более неинтеллектуалов) 5 веков назад все было зверски серьезно. Зверски – в прямом смысле. Для Лютера, по сути, рядового, пусть и шибко грамотного, монаха, оспаривать авторитет римского папы было прямым путем на костер. Судьба сожженного век назад Яна Гуса была ему и окружающим тогда хорошо известна.

Однако все случилось совершенно иначе и поразительно даже для самого Лютера. Слово его проповеди удачно пало на подготовленную почву. Оно действительно превратилось в искру, от которой сдетонировал порох, «проломивший зияющие бреши в казавшихся незыблемыми стенах феодализма».

Если кратко и упрощенно, то основная идея «95 тезисов» Лютера – это свобода воли человека. Спасение каждого верующего христианина может быть лишь результатом его личной веры, личных усилий, и не зависит от решений какого-то земного авторитета и земной иерархии. Именно Лютер «освободил человека от внешней религиозности», как метко резюмировал Маркс. Но именно эта «внешняя религиозность», господствовавшая веками католическая церковь, и была идейным фундаментом европейского феодализма.

Wikimedia Commons
©Wikimedia Commons

Римский папа и имперские власти Германии так и не смогут арестовать «еретика», даже после отлучения его от церкви. Наоборот, чувствующий поддержку окружающих, Мартин Лютер в 1520 году торжественно сожжет папскую буллу. Вообще, судьба «еретика» и «революционера» в дальнейшем сложится удивительно благополучно – он умрет в собственной постели уважаемым пророком в возрасте 63 лет. То есть проживет длинную для той эпохи и счастливую жизнь, хотя и наполненную страстями, – чего стоит одна история женитьбы бывшего монаха Лютера на молоденькой дворянке, чей побег из монастыря он устроит.

Так Мартин Лютер станет первым «непобежденным еретиком» в истории Западной Европы. А его проповеди, рожденные в октябре 1517 года, найдут сочувствующих во всех социальных слоях – за считанные годы от «римского престола» отложатся целые области в центре Европы, притом богатейшие и экономически наиболее развитые. Поддержавшая Лютера городская интеллигенция быстро сформирует основы протестантизма, по сути, новой мировой религии. Но сам он при этом был совершенно далек от социальных и экономических концепций. Лютер искренне верил, что всего лишь возвращается к «чистоте» первоначального христианства, и всю оставшуюся жизнь являлся только духовным авторитетом, чистым идеологом, но никак не политиком или партийным вождем. Равно далеки от «капиталистического прогресса» были и могущественные феодалы, с ходу поддержавшие проповеди Лютера. Для многих властителей в центре Европы идеи октября 1517‑го стали лишь удобным предлогом к вполне «рейдерскому» захвату и переделу гигантской церковной собственности.

«Лютерово учение кажется гораздо ближе к истине»

Еще при жизни Лютера возбужденные его идеями религиозные фанатики и политические циники будут оспаривать прежние церковные и светские власти от Франции до Польши, и за считанные десятилетия его последователи возьмут власть от Швеции до Швейцарии, от Лондона до нынешнего Таллина – о такой «мировой революции» большевики 1917 года могли только мечтать. Даже в очень далекой от католицизма и капитализма Московской Руси молодой царь Иоанн, еще не прозванный Грозным, ознакомившись с переводом лютеранских катехизисов, не без усмешки заметит: «Лютерово учение кажется гораздо ближе к истине, чем римское». Не отличавшийся толерантностью царь позволит лютеранам построить в Москве храм – он появится примерно в тот же год, когда русское войско взяло Казань.

Впрочем, для такой веротерпимости были и вполне утилитарные причины – например, первую типографию в Москве создавали именно лютеране. Знаменитый «первопечатник» Иван Федоров носит этот титул лишь потому, что сохранились отпечатанные им и обозначенные его именем книги. В действительности же Федоров был учеником Ганса Бокбиндера («Переплетчика»), мастера-лютеранина, приглашенного Иваном Грозным в Москву для организации первой «печатни».

В дальнейшем именно лютеране будут составлять основную массу иностранных специалистов, служивших московским царям. Равно как и основная международная торговля Московской Руси с Западной Европой будет вестись главным образом купцами-протестантами и через протестантские страны. Начиная от Ивана Грозного и до Петра I именно потомки Лютера станут источником европейских технологий для модернизации России.

Но и сами первые лютеране, яростно бранясь и воюя с католиками, проявляли демонстративную комплиментарность к православным. Тот же Филипп Меланхтон, друг и первый преемник Лютера, рассылал православным патриархам свои переводы на греческий протестантских катехизисов и сочинений, уверяя, что лютеране имеют много общего с «греческой церковью». Даже когда обнаружилось немалое догматическое расхождение двух религий, полемика православных и лютеран велась куда более уважительно, чем идеологическая война тех и других с католиками. В польско-литовской Речи Посполитой местные «диссиденты» – православные и первые протестанты – зачастую будут объединяться против общего врага в лице господствующего католицизма. Именно этот союз внесет в русский язык сам латинский термин «диссидент».

«Странное время» Мартина Лютера

В XXI веке на Земле насчитывается более 800 млн человек, исповедующих те или иные формы протестантизма, рожденного в 1517 году тезисами Мартина Лютера. Самое могущественное государство планеты – США – родилось из протестантских сект. Те Библии, на которых неизменно клянутся все президенты Соединенных Штатов, – это протестантские переводы Священного Писания.

Но сделанный Мартином Лютером перевод Библии с латыни на немецкий в современной Германии по праву считается началом литературного немецкого языка. Вообще, культурное влияние первого революционера 1517 года на крупнейшую страну и крупнейший этнос Центральной Европы – отдельная большая история. Лютер оставил могучий след даже в музыке – сочинял стихи для молитвенных песнопений и подбирал к ним мелодии, став предшественником немецких классических композиторов. Иоганн Себастьян Бах был и религиозным, и культурным последователем Лютера.

Впрочем, и антисемитизм нацистов Гитлера тоже апеллировал к одному из аспектов наследия Лютера. Изначально проповедник 1517 года относился к иудеям терпимо, но когда они отказались последовать его учению, так обиделся, что разразился памфлетом «О евреях и их лжи», став идейным родоначальником антисемитизма в Германии.

Наследие Лютера порой проявляется в самых неожиданных моментах. Например, среди его знакомых и соседей по городу Виттенбергу был некий доктор Иоганн Фауст, три века спустя ставший прототипом главного героя знаменитой трагедии Гете. Лютер в своих проповедях на немецком часто использовал слово «trotz» – «вопреки». И это сказалось при выборе псевдонима одним из главнейших революционеров XX века – Лев Бронштейн стал Троцким не без влияния истории Лютера.

Вообще, первые марксисты весьма высоко ставили наследие 1517 года. Считая, что социализм рождается из капитализма, они не могли не ценить первого пророка мирового капитализма.

Проповедь Лютера действительно еще при его жизни породила первых революционеров Европы. У нас благодаря школьному курсу истории более известен Томас Мюнцер – знакомый и последователь Лютера, лидер самого большого в истории Германии крестьянского восстания (которое сам Лютер, кстати, решительно осудил). Но куда интереснее идейное наследие Михаэля Гайсмайра, вождя протестантов Баварии и Австрии. Именно он, тоже вдохновившись проповедью Лютера, еще в 1526 году первым сформулировал идею «государства рабочих и крестьян», понимая под рабочими именно многочисленных горняков типа Лютера-отца.

Задолго до Маркса этот радикальный последователь лютеранства сформулировал идеи полностью огосударствленной экономики всеобщего равенства. А для пущего равенства Гайсмайр предлагал ликвидировать крупнейшие города, «чтобы никто не возвышался над другим и было обеспечено полное равенство», предвосхитив тем самым «идеи» Пол Пота.

В 1983 году «социалистическая Германия» – ГДР – на самом высоком государственном уровне отмечала 500‑летие со дня рождения Лютера. Глава государства и правящей партии Эрих Хонеккер тогда посвятил «буржуазному революционеру № 1» несколько публикаций и выступлений – как если бы Леонид Брежнев произнес на съезде КПСС пару хвалебных речей о «протопопе Аввакуме».

Сегодня в Германии нет Карл-Маркс-Штадта, зато ряд городов носят в именах почетную приставку Лютерштадт. Сам Лютер называл свою эпоху wunderliche zeytten – «странное время». И, оглядываясь на пять веков, прошедших с 31 октября 1517 года, необходимо признать, что мы до сих пор живем в странном времени Мартина Лютера.

Подписывайтесь на PROFILE.RU в Яндекс.Новости или в Яндекс.Дзен. Все важные новости — в telegram-канале «Профиль».

Реклама
Реклама
Реклама