Банкротство премиум-класса

Поначалу больше всего опасались, что суды будут завалены заявлениями о банкротстве, ведь ожидалось, что финансово несостоятельными захотят признать себя около полумиллиона граждан. Но этого не произошло. На рассмотрении судов сейчас находится едва ли десятая часть от предполагаемой массы дел о банкротстве. И не потому, что потенциальных банкротов мало, – их посчитали верно. Просто процедура банкротства оказалась немногим по карману. Выложить 150–200 тыс. рублей – а именно во столько в среднем обходятся затраты на услуги юристов, финансовых управляющих и судебные издержки – вряд ли сможет тот, у кого зарплата куда меньше (и хорошо, если она вообще есть), а долги – в разы больше. Да и само судебное разбирательство столь неоднозначно, что может затянуться на год. При этом нет никаких гарантий, что суд, пустив имущество с молотка, при этом освободит от долгов. В результате пока банкротятся в основном лишь богатые и знаменитые, среди которых есть и народные избранники, этот закон и принимавшие.

Эту особенность норм закона «О банкротстве» в отношении физических лиц хорошо иллюстрируют постоянные новости о несостоятельности российских знаменитостей. «Звездных» банкротов условно можно разделить на три группы – предприниматели, деятели шоу-бизнеса и политики. Среди первых основатель группы АСТ, бывший владелец Черкизовского вещевого рынка в Москве Тельман Исмаилов, совладелец промышленной группы «Энергомаш» Алексей Плещеев, создатель компании JFC (один из крупнейших некогда импортеров фруктов), глава Новосибирского театра оперы и балета Владимир Кехман, основатель группы компаний «Восток» Марат Баласанян, владелец «Русьимпорта» (один из крупнейших некогда импортеров алкоголя) Александр Мамедов и другие. Из представителей шоу-бизнеса налоговики требовали признать банкротом музыканта Аркадия Укупника, а сейчас московские суды готовятся рассмотреть вопрос о несостоятельности режиссера и продюсера Сергея Жигунова и актрисы Анастасии Заворотнюк.

Но, пожалуй, самыми скандальными банкротами стали депутаты Госдумы. В феврале этого года новостные ленты пестрели заголовками о несостоятельности «самого богатого депутата Госдумы» Андрея Палкина, а в конце 2015‑го в статусе реализации находилось имущество депутата Олега Михеева и его супруги Ольги. Михеев, правда, уже не депутат и недавно был объявлен в розыск Следственным комитетом по обвинению в мошенничестве в особо крупных размерах. Такая же ситуация и у бывшего депутата Алексея Митрофанова – его тоже разыскивают по делу о мошенничестве и тоже хотят обанкротить. Все это медийные личности федерального масштаба, а кроме них, полно новостей о региональных политиках и предпринимателях-банкротах.

Потенциал банкрота

Все это, как отмечают эксперты, стало примером исключительности и избирательности закона, недоступного большинству граждан страны. «Законом, который был призван улучшить социально-экономическую ситуацию и дать должникам шанс выбраться из сложной ситуации, успешно воспользовались представители финансово обеспеченной категории населения, которым удалось избавиться от нежелательной кредиторской задолженности без ущерба для своих активов, – говорит адвокат адвокатского бюро «Леонтьев и партнеры» Дарья Евменина. – Хотя в некоторых случаях такие должники были признаны судами недобросовестными и их долги не подлежали списанию». Ввиду дороговизны и сложности банкротной процедуры, подтверждает юрист юридической фирмы «ЮСТ» Олег Кузьмичев, «круг должников, действительно заинтересованных в ее применении, фактически ограничился состоятельными гражданами, которым «есть что терять».

Изначально, основываясь на количестве граждан с подмоченной кредитной репутацией, эксперты предполагали, что в суды будет подано примерно 200 тыс. заявлений о банкротстве в первые же месяцы действия новой главы закона «О несостоятельности (банкротстве)». И тогда же неисполненными числилось около 400 тыс. судебных решений по долгам в 500 тыс. рублей и выше (а это, по новым правилам, стартовая сумма, дающая возможность признать человека банкротом). В настоящее время, по различным данным, число тех, кто не может расплатиться по долгам, оценивается в 0,5–1 млн человек.

Все это давало основания опасаться, что суды будут завалены обращениями банкротов. Но год спустя число поданных заявлений оценивается примерно в 34 тыс. По данным Общества содействия финансовому оздоровлению Finzdor.ru, на 1 февраля 2017 года зафиксировано 26 140 дел о банкротстве физлиц, на 7% больше, чем в предыдущем месяце. При этом завершенными на конец года считалось около 3 тыс. дел. Больше всего дел о банкротстве физлиц рассматривается в Москве (на 1 февраля – около 2 тыс.), Санкт-Петербурге и Ленобласти (свыше 1,5 тыс.), Московской области (примерно 1,4 тыс.), Новосибирской области (около 1 тыс.). Но в перечете на 1 млн жителей рейтинг регионов выглядит совершенно иначе. В этом отношении среди лидеров оказались (в порядке убывания) Вологодская, Пензенская, Рязанская, Новосибирская области, Республика Карелия, Омская и Архангельская области, а также Чувашская Республика. В этих регионах на 1 млн населения приходится от 300 до 500 дел о банкротстве. Для сравнения: в Москве это соотношение составляет всего 150 дел на миллион жителей.

Портрет «потенциального банкрота» составили в Национальном бюро кредитных историй (НБКИ). Согласно его исследованию, основанному на данных почти 4 тыс. кредиторов, средний возраст потенциального банкрота (долг свыше 500 тыс. рублей и просрочка выплат более 90 дней) составляет 38 лет. Доля должников в возрасте 30–39 лет составляет 32,3% от общего числа, в возрасте 40–49 лет – 30,6%, в группе 50–59 лет – 21,7%. Молодых людей в возрасте 25–29 лет среди потенциальных банкротов лишь 9,7%, а тех, кто младше 25 и старше 65, крайне мало (0,8% и 0,7% соответственно). «Столь невысокий средний возраст потенциального банкрота свидетельствует о вымывании из кредитного процесса самой экономически активной возрастной группы населения», – комментирует статистику гендиректор НБКИ Александр Викулин.

Формализм социальной значимости

Проблема, как видно, не в перегрузке судов, хотя и к ним есть претензии. По мнению экспертов, она заключается в том, что дела о банкротстве физлиц передали под юрисдикцию арбитражных судов, а не судов общей юрисдикции. Изначально именно так и предполагалось сделать, но представители районных и областных судов сами настояли на передаче таких дел коллегам-арбитражникам, ссылаясь на отсутствие опыта, тогда как в арбитражах в этом поднаторели, занимаясь делами о банкротстве юрлиц. Но именно формальный подход к банкротству и стал проблемой, считает Кузьмичев: «Арбитражным судам ощутимо недостает «гибкости» судов общей юрисдикции, которые зачастую при решении спора ориентируются именно на личность должника».

В частности, этот формализм проявляется в том, что суды чаще предпочитают пустить имущество банкрота с молотка, чем возиться с реструктуризацией долгов, пытаясь найти компромисс между снижением суммы долгов и изменением сроков и условий их выплат. По статистике Finzdor.ru, из зафиксированных в феврале 26 тыс. дел почти по 19 тыс. проводится процедура реализации имущества и только в 7 тыс. случаев речь идет о реструктуризации долгов.

«Если не брать в расчет маленькие бытовые истории, ни у кого из крупных банкротов нет желания применять реструктуризацию долгов,  – объясняет арбитражный управляющий Максим Евсеев. – Все идут на обнуление долгов. При этом цена реализации имущества раза в четыре ниже рыночной. Все объективно плохо продается». При этом и у самих судов нет на этот счет какой-либо позиции. «Нет разъяснений Верховного суда, судебные акты даже на уровне арбитражных округов не говорят о каком-то едином подходе правоприменения», – отметил партнер коллегии адвокатов «ГРАД» Сергей Яшенко. Если в Вологодской области, лидере банкротств на душу населения, в основном решают в пользу торгов, то в занимающей второе место Пензенской области суды отдают явное предпочтение реструктуризации. Так же и в столицах – в Москве предпочитают принимать решение в пользу реализации имущества, в Санкт-Петербурге куда больше пекутся о самих должниках.

На данный момент известно лишь о двух разъяснениях Верховного суда. Одно из них было сделано по итогам пересмотра дела о банкротстве одного из жителей Тюменской области – без имущества, без работы и с долгами 5,4 млн рублей. Местные суды отказали ему в праве на банкротство по той причине, что ему нечем расплачиваться с кредиторами. А ВС указал на «социально-реабилитационную цель потребительского банкротства», которая достигается «путем списания непосильных долговых обязательств гражданина с одновременным введением в отношении него ограничений». А в опубликованном 17 февраля обзоре судебной практики ВС, в частности, отметил, что для признания долга за потенциальным банкротом недостаточно одного лишь его согласия с этим долгом, даже если это заявляет и кредитор, – все эти сведения должны тщательно проверяться.

Из должника – в рабы

«Закон в его нынешнем виде оказался явно «сырым», – считает Яшенко. – Особенно он недоработан в части завершения процедуры, в результате чего люди нередко попадают из должника в рабы». В частности, поясняет адвокат, речь идет о критериях, по которым долги могут и не простить. «Тут и привлечение к административной или уголовной ответственности за неправомерные действия при банкротстве, и уклонение от уплаты налогов и погашения задолженности, сокрытие от суда и управляющего имущества», – говорит Яшенко. Но при этом нет критериев, по которым измерялась бы злостность уклонения от уплаты долгов.

«Например, суд установил, что должник в конкретном деле подписывал договор поручительства и при этом не имел возможности погасить задолженность, – говорит адвокат. – В этом, по мнению суда, заключается злоупотребление со стороны поручителя перед кредитором, что делает невозможным применение нормы об освобождении от долга». Практика в отношении недобросовестных должников весьма неоднородна, соглашается Евменина. «Недобросовестным должник признавался не только в случае сокрытия активов, но и при наличии у суда оснований полагать, что доход должника не позволял производить платежи по кредитам», – приводит она пример. То есть, условно, злонамеренность могут усмотреть даже в том, что человек, просто переоценив свои возможности, взял слишком много кредитов при маленькой зарплате.

Процедура банкротства, как правило, начинается уже после исполнительного производства, когда на человека подали «обычный» иск о взыскании долгов, но и сама состоит из «реструктуризации долга» и «реализации имущества», напоминает Яшенко. То есть должник сначала отдает часть имущества приставам в рамках гражданского дела. Не сумев рассчитаться полностью, инициирует процедуру банкротства, делая попытку реструктурировать долг, а в случае неудачи – с помощью финансового управляющего реализовать оставшееся имущество. В итоге, с одной стороны, имущества у должника уже недостаточно, но долги ему по-прежнему не прощают. «Тут возникает вопрос: а каким образом возможно погасить такой долг? В чем смысл банкротства в таком случае? – недоумевает Яшенко. – Ведь это крайняя мера для должника, чтобы начать жизнь с «чистого листа». Непонятно, каким образом после непрощения долга будут защищены права кредитора, что он-то в итоге получит».

Еще одним пробелом стала процедура банкротства супругов. Евсеев объясняет это на простом примере. Например, у супругов квартира, купленная в браке, и один из них банкрот. «Одна норма закона говорит, что нужно продать квартиру и отдать половину вырученных средств кредиторам, – говорит он. – А другая норма говорит, что нужно продать долю квартиры должника. С бытовой точки зрения между этими вариантами колоссальная разница. В первом случае можно и на улице оказаться, а во втором должник по-прежнему может оставаться в своей квартире».

Сомнительное предложение

В итоге никаких гарантий освобождения от долгов нет, но и банкротство – процедура весьма дорогая. «Шаг навстречу «жизни без долгов» обойдется в круглую сумму, которая будет состоять из оплаты труда финансового управляющего, судебных издержек, затрат на подготовку пакета документов для обращения в суд, так как без квалифицированной юридической помощи простому обывателю тут не обойтись, – перечисляет Евменина. – Таким образом, необходимо изыскать примерно пару сотен тысяч рублей для инициации процедуры и доведения ее до логического завершения». Как считает Кузьмичев, такая высокая стоимость объясняется тем, что закон о банкротстве физлиц писался не для простых граждан, а для индивидуальных предпринимателей. Да и финансовым управляющим зачастую совсем неинтересно заниматься делами рядовых должников – слишком низкая выходит сумма вознаграждения (10 тыс. рублей единовременно и 2% от реализации имущества, если таковая имела место).

Управляющие не спорят, процедура банкротства стоит дороже, нежели это предписано законом. Только писался он не под предпринимателей, считают они. «Люди, которые написали эту главу, далеки от реальной жизни, фантазеры, – считает Евсеев. – Никакой необходимости выдумывать новые процедуры, например по реализации имущества должника, не было. Это ведь ничем не отличается от конкурсного производства». Финансового управляющего потенциальному банкроту назначает суд, обращаясь с соответствующей просьбой в какую-либо из профессиональных СРО. И там подыскивают кандидата из числа своих членов. Но дела физлиц считаются в среде управляющих «общественной нагрузкой». И если есть возможность ее избежать, ею непременно воспользуются.

Арбитражный управляющий Алексей Андреев объяснил, почему он старается не брать такие дела: «Главным вопросом остается, кто финансирует эту процедуру. По сути, им становится сам арбитражный управляющий». При этом процедура банкротства физлиц от процедуры несостоятельности юрлиц почти не отличается. Тут тоже нужно отправлять множество запросов, публиковать информацию в СМИ, разыскивать имущество, денежные счета. «Публикация информации о банкротстве в Едином реестре сведений о банкротстве стоит 805 рублей, эти деньги посильны, – говорит Андреев. – А публикация о торгах в СМИ (а это обязательное условие по закону) стоит 70–120 тыс. рублей. Изначально эти расходы несет арбитражный управляющий». Суды же, отмечает он, заранее предупреждают управляющего, что тот должен оценивать собственные финансовые риски. Но у малоимущего населения и ликвидного имущества нет. «Кто захочет купить долю в деревенском доме с соседями, которых придется выселять, а значит, снова судиться или продавать им эту самую долю, купленную за условный рубль, теперь уже за 20 рублей?», – приводит пример Андреев.

«Размер вознаграждения управляющего за банкротство физлица 10–20 тыс. рублей за все дело целиком. Но нет, наверное, ни одного вменяемого управляющего, который получал бы столько, занимаясь серьезной работой», – соглашается Евсеев. А рассмотрение каждого дела, особенно по крупным банкротам, может длиться до двух лет. Многие из тех, что были начаты сразу по вступлении закона в силу, до сих пор не завершены. При этом одно только поддержание собственного легального статуса управляющего, включая оплату страховок и членства в СРО, обходится примерно в 400 тыс. рублей в год, говорит Евсеев.

Новые правила заставили управляющих изрядно покрутиться. У каждого из них в работе может находиться уже не по 1–2 дела, как раньше, а десятки, говорит Евсеев. Но это если банкроты «маленькие». «Когда это серьезные товарищи с миллиардами рублей, то объем работы в разы больше банкротства небольшого завода, – говорит управляющий. – Это гигантское количество кредиторов, как правило, банков, это огромные суммы, иностранные активы. Но механизм оплаты работы управляющего делает ее почти невыполнимой». «Кроме того, банкротство гражданина, у которого есть возможности, образование, опыт и ресурсы, большая проблема и с другой стороны, – дополняет Андреев. – Как правило, он может оплачивать услуги высококвалифицированных юристов и вывести основные активы из-под удара – переписать все на сестру, брата и так далее. Тогда работу управляющего финансирует сам должник, чтобы тот не предпринимал каких-либо активных действий по оспариванию сделок, чтобы имущество, полученное до банкротства, не было включено в конкурсную массу». Одна лишь видимость оплаты управляющих, прописанная в законе, резюмирует Евсеев, приводит к тому, что им тоже приходится зачастую создавать видимость своей работы.

В стоимость работы управляющих входит и поиск имущества должника, а оно нередко находится за границей. И вопрос здесь не в том даже, на какие деньги ехать за границу, а в том, как добиться взыскания имущества. «Нет никаких международных соглашений с участием России по трансграничному банкротству, – говорит Евсеев. – За рубежом, как правило, не принимают в расчет российские решения на этот счет». При этом крупные банки могут себе позволить судиться с должником за границей, но, как правило, молчат об этом. Ведь делают они это в обход процедуры банкротства, оказываясь в более выгодном положении по сравнению с другими кредиторами».

Еще одна проблема – аресты имущества банкротов в рамках уголовных дел. «Если речь идет о крупном банкротстве, то, как правило, физлицо находится еще и под уголовным делом – о мошенничестве или незаконном получении банковского кредита, – объясняет Евсеев. – В законе нет четких норм, которые позволяли бы снять такой арест. Например, банк заявляет о том, что он кредитор, включается в реестр, а потом выясняется, что у банка есть залог на недвижимость, но она арестована следователем. Как нам этот залог продавать? И такой арест может длиться десятилетиями».

Там видно будет

В результате власти решили банкротства удешевить и упростить. Уже с этого года вступила в силу поправка, снизившая сумму госпошлины с 6 тыс. до 300 рублей. А подготовленный Минэкономразвития законопроект предполагает снижение порога долга для обращения с заявлением о личном банкротстве с 500 тыс. до 50 тыс. рублей. «На стадии общественной экспертизы находится законопроект, предусматривающий возможность применения упрощенной процедуры банкротства физических лиц, не имеющих недвижимого имущества (кроме единственной квартиры) и задолженность которых не превышает 900 тыс. рублей, – говорит Кузьмичев. – Очевидно, целевым субъектом применения данного законопроекта является просрочивший заемщик с невысоким уровнем дохода».

Для таких граждан предлагается проведение процедуры банкротства без привлечения финансового управляющего, в роли которого предлагается выступать самому должнику. То есть, подчеркивает юрист, тут может произойти разделение процедур банкротства по-настоящему состоятельных граждан, где затраты на финансовое управление целесообразны, и банкротства граждан, не имеющих значительных активов. Но как все это будет работать, пока непонятно даже самим авторам законопроекта. «Дальше будем смотреть, как эта процедура будет использоваться, – сказал в интервью СМИ замглавы Минэкономразвития Николай Подгузов. – Может быть, какие-то еще точечные поправки делать. Надо посмотреть, как складывается практика законоприменения».