Правду рубят – мифы летят

Вопрос об отношении к подвигу 28 панфиловцев в Волоколамском районе в 1941 году Ольге Васильевой задали в ходе ее большого интервью агентству «Интерфакс». В последнее время этот эпизод Великой Отечественной войны активно обсуждается историками, политиками и общественниками. В начале октября о нем высказался министр культуры Владимир Мединский, заявивший, что считает историю о панфиловцах «святой легендой, к которой просто нельзя прикасаться». Скептиков, сомневающихся в подлинности этого события, чиновник назвал «мразями кончеными». «Вы знаете, мне очень сложно говорить, потому что о героях-панфиловцах писал мой учитель [главный научный сотрудник и руководитель Центра военной истории России РАН] Георгий Александрович Куманев. А я чту учителей. Моя позиция такая же, как у него», — отметила Васильева.

Георгий Куманев активно исследовал подвиг 28 панфиловцев и в 2000 году посвятил ему книгу «Подвиг и подлог». В ней историк представил свою версию событий, по большей части совпадающую с официальной советской. 19 ноября 1941 года 28 бойцов 4-й роты 2-го батальона 1075-го полка стрелковой дивизии имени Ивана Панфилова задержали наступление немцев на Москву в районе разъезда Дубосеково в семи километрах от города Волоколамска. Противник заметно превосходил «панфиловцев» в численности и вооружении, но 28 бойцам удалось подбить 15 из 50 немецких танков. Политруку роты Василию Клочкову приписывается легендарная фраза «Велика Россия, а отступать некуда — позади Москва», которую он якобы произнес перед смертью. По официальной версии, все бойцы панфиловской дивизии считались погибшими в бою. Однако Куманев писал, что шестеро солдат сумели выжить, хотя и получили тяжелые ранения.

Один из них — Иван Добробабин — вскоре был схвачен немецким карательным отрядом, около месяца пробыл в плену, но сумел бежать. После этого он добрался до родного села Перекоп Харьковской области, которое контролировалось немцами. Вместе со старостой села Григорием Добробабин, по версии Куманева, принял решение устроиться в немецкую полицию. «Пойми, другого выхода нет», — якобы говорил ему староста. Историк особо подчеркивает, что, служа полицаем, Добробабин помогал сельчанам избежать арестов и пытался всячески мешать немцам. То же самое утверждал и сам боец, слова которого Куманев положил в основу своей книги. Между тем, советские власти в 1947 году обвинили Добробабина в измене родине. Он был приговорен к 15 годам заключения, но отбыл только семь из них. В 1980-х гг. «панфиловец» добивался реабилитации, но несколько раз получал отказ. В 1996 году умер в городе Цимлянске Ростовской области в возрасте 83 лет.

О самом подвиге панфиловцев стало широко известно благодаря заметке в газете «Красная звезда», которая вышла уже через восемь дней после боя под Дубосековым. Ее автор фронтовой корреспондент Василий Коротеев утверждал, что поговорил в госпитале со смертельно раненым участником сражения Иваном Натаровым. На следующий день в той же газете вышла передовая статья «Завещание 28 павших героев», написанная литературным секретарем «Красной звезды» Александром Кривицким. В дальнейшем он написал еще несколько статей об этом же событии, а также много рассказов, стихов, поэм и очерков. Фактически слова Коротеева и Кривицкого оформились в официальную версию, которая потом была растиражирована всеми советскими СМИ и вошла в учебники истории. В июле 1942 года всем 28 «панфиловцам» было присуждено звание Героев Советского Союза.

Однако уже через два года после окончания войны, после задержания Добробабина (из чего стало понятно, что в бою погибли не все «панфиловцы»), появились первые сомнения в том, что описанные события действительно происходили. На допросе боец рассказал, что правда участвовал в сражении, но не совершил ничего героического, а только лишь получил легкое ранение. После этого Главная военная прокуратура СССР начала расследование того, что действительно произошло в ноябре 1941 года под Москвой. Его итоги были засекречены, а редкие попытки скептиков оспорить подлинность подвига встречали сопротивление в руководстве страны. Так, Леонид Брежнев лично раскритиковал публициста Эмиля Кардина за «клевету на героическую историю нашей партии и нашего народа».

В 1988 году часть материалов расследования рассекретили, и они попали в прессу. Среди них были стенограммы допросов бывшего командира 1075-го стрелкового полка Ильи Капрова и корреспондента «Красной звезды» Василия Коротеева. Оба они признали, что официальная версия событий была художественным вымыслом. Сражение, по их словам, действительно было, но участвовали в нем гораздо больше бойцов, а погибли около ста. «Никто из корреспондентов ко мне не обращался в этот период, никому никогда не говорил о бое 28 «панфиловцев», да и не мог говорить, так как такого боя не было», — утверждал Капров. Коротеев объяснил происхождение числа 28. Комиссар панфиловской дивизии по фамилии Егоров рассказал ему о неком бое, в котором его дивизии противостояли 54 танка. Сам комиссар в бою не участвовал, но посоветовал написать о нем в газете. В разговоре с редактором Коротеев предположил, что состав роты был неполным — «человек 30-40». Со слов Егорова ему было известно, что двое бойцов попытались сдаться немцам, подняв руки, но были расстреляны своими же. Вычтя этих двоих солдат из примерной численности роты в 30 человек, редактор Давид Ортенберг в итоге и получил 28 человек.

«Таким образом, материалами расследования установлено, что подвиг 28 гвардейцев-панфиловцев, освещенный в печати, является вымыслом корреспондента Коротеева, редактора «Красной звезды» Ортенберга и в особенности литературного секретаря газеты Кривицкого», — говорится в выводе прокуратуры от 1948 года. С ним категорически не согласен Георгий Куманев. Он считает, что Кривицкий давал свои показания под давлением — ему якобы угрожали ссылкой в лагеря. «Во время одной из наших встреч за несколько месяцев до 30-летия Победы Кривицкий рассказывал, с каким пристрастием и рвением допрашивали его следователи из прокурорской комиссии. «Мне было прямо сказано, — заявил Александр Юрьевич, — что если я откажусь признать, что описание боя под Дубосеково полностью выдумал я, и что ни с кем из тяжело раненых или оставшихся в живых панфиловцев перед публикацией статьи не разговаривал, то в скором времени могу очутиться в районе Печоры или Колымы. А оказаться там мне как-то не хотелось. Поняв, что дело принимает слишком опасный оборот, я «признал», что многое в моих публикациях о 28 героях представляет литературный вымысел», - писал Куманев в книге «Подвиг и подлог».

В июле 2015 года Государственный архив России опубликовал скан справки-доклада главного военного прокурора СССР Николая Афанасьева по результатам расследования 1948 года. Однако это не убедило сторонников подлинности подвига «панфиловцев», среди которых теперь два федеральных министра: министр культуры Владимир Мединский и министр образования Ольга Васильева. В октябре глава Минкульта вместе с президентами России и Казахстана посмотрел фильм «28 панфиловцев», который выйдет в прокат 28 ноября.

Историки уже давно и убедительно доказали, что подвиг 28 «панфиловцев» под Москвой был выдумкой, но ситуация опасна сама по себе в любом случае из-за своей политизированности, считает ответственный редактор журнала российских и восточноевропейских исследований Максим Вилков. «Мы имеем дело с таким случаем, на который как ни посмотри, окажешься в невыгодном положении. С одной стороны, официальные лица, включая министров, продолжают утверждать, что подвиг был, и этим идут против фактов. С другой, их оппоненты нередко пользуются этим, чтобы обосновать антисоветскую или антироссийскую позицию, — рассказал он в беседе с «Профилем». — В результате, событие, которого не было, стало поводом для идеологической борьбы. Вся опасность заключается как раз в том, что историческое событие идеологизируется и политизируется». Вилков считает, что такие спорные моменты в российской истории могут стать поводом для пересмотра всей исторической науки: «Мы уже сталкивались с этим в 1990-х и повторять этого не хотелось бы. Но в данной ситуации мы можем только наблюдать».

В том же интервью «Интерфаксу» Ольга Васильева рассказала о своем отношении к Сталину, в симпатиях к которому ее нередко обвиняли. Поводом для этого стали ее диссертации на тему отношений Сталина с православной церковью в годы Великой Отечественной. «В 1943-1953 годах этот тиран и прагматик использовал потенциал Русской православной церкви для организации послевоенного мироустройства. Уникальность этого десятилетия заключается в том, что интересы правителя и церкви совпали. Но как я могу относиться к Сталину, человеку, тирания которого очевидна? Человеку, на совести которого жертвы политических репрессий? Но при этом мы должны согласиться, что этот человек — государственник. Я его обычно называю большим политиком с большим-большим знаком «минус». Это мое отношение, поэтому вряд ли меня можно считать сталинисткой», — сказала министр.