Шишкин за полцены

15 октября в Москве стартует 41‑й Антикварный салон, в рамках которого в Центральном доме художника свои стенды откроют десятки галеристов, арт-дилеров, частных коллекционеров. «Живопись старых мастеров и ювелирные изделия, памятники иконописи, императорский и советский фарфор, полотна отечественной реалистической шко-лы и восточная бронза – все это найдет место в нынешней экспозиции», – гласит анонс мероприятия. Но завсегдатаи заметят: работы из года в год выставляются одни и те же, новинки стали редкостью. Да и публики становится все меньше, а продажи считаются событием.

Рынок культурных ценностей, антиквариата как нельзя лучше отражает ситуацию в стране. Как выяснил «Профиль», с 2014 года он буквально обвалился – обороты снизились в 5 раз, а цены на предметы старины упали почти вдвое, достигнув нижней планки. И если раньше это был рынок продавцов, на котором за антиквариатом охотились и не скупились, то теперь это рынок покупателей, у которых появился широкий выбор. По мнению экспертов, сейчас лучшее время для пополнения или основания коллекций – были бы деньги и терпение, так как раньше, чем через 5–10 лет, вложения не окупятся.

Ярмарка тщеславия

Мировой рынок культурных ценностей оценивается экспертами в $30 млрд «Треть его принадлежит Китаю», – приводит данные аналитик artinvesrment.ru Константин Бабулин. По данным аналитиков «КиТ Оценка», российский оборот антикварного рынка по итогам 2014 года составлял $2 млрд. Более половины (54%) приходилось на живопись, 22% – на декоративно-прикладное искусство, 17% – на сегмент нумизматики, 7% отводилось букинистике. Открытый оборот российских внутренних аукционов живописи и графики, по данным Бабулина, в 2013 году составлял $20 млн. «А в 2015‑м он рухнул в пять раз – до $4,2 млн, и половина пришлась на онлайн-торговлю, – констатирует эксперт. – В 2016 году лучше не стало. Наверное, даже хуже». Закрываются и аукционы. Еще два года назад их было около 30 в стране, говорит Бабулин, сейчас – едва ли с десяток.

Рынок действительно сильно просел, подтверждает арт-консультант, эксперт-оценщик компании по экспертизе и оценке произведений искусства ArtConsulting Денис Лукашин. «Резкий обвал произошел в конце 2014 года, – говорит он. – До этого у нас спрос явно преобладал над предложением: работ было мало, а покупательская способность была крайне высокая, люди искали вещи». С начала 2015 года все стало наоборот, констатирует эксперт: спрос практически полностью прекратился, появилось много товара. «У людей, раньше покупавших предметы искусства, теперь разные жизненные ситуации: кто-то уезжает, у кого-то проблемы с бизнесом, – объясняет Лукашин. – Они и вывалили на рынок этот большой массив вещей. И, по законам экономики, если предложение превышает спрос, цены падают». В среднем, говорит Лукашин, цены упали на 30–40%. «Но, учитывая, что в 2015–2016 годах ситуация выглядела вообще безысходной, спрос был в районе нуля, то по некоторым предметам цены падали до 60–70%», – добавил он.

Правда, по Антикварному салону это может быть не сразу заметно, там цены на раритетные предметы искусства по-прежнему кусачие, но это не означает, что такова реальность. Цены – главная проблема многих его участников, считает Бабулин. «Как правило, у них цены в пять раз выше хоть сколько-нибудь вменяемых, – говорит он. – Если раньше было определение «космические цены», то теперь мы перешли на определение «шизофренические». Завышают даже не в 10, а в 100 раз. Какого-нибудь Коровина могут продавать за $800 тыс., а он и в нормальные-то времена дороже $500 тыс. не продавался, сейчас дай бог за $100–120 тыс. Кто это купит? Это смешно». Все это, говорит эксперт, приводит к тому, что люди, ходившие на Салон из года в год и понимающие порядок цен, перестают его посещать.

«Антикварное событие № 1 в стране на самом деле, увы, таким не является, – признает Бабулин. – Посетителей мало, а если приходят, то даже цены не спрашивают, продаж тоже мало». Традиционно, говорит эксперт, на втором этаже Антикварного салона располагаются вип-стенды лучших галерей с самыми дорогими предметами искусства. А на третьем – так называемая «барохолка» с прикладным искусством. «Сейчас третий этаж стал перекочевывать на второй, – отметил Бабулин. – На весеннем салоне все боковые стенды были заняты уже прикладным искусством». При этом участие в Салоне вип-антикварам обходится недешево – примерно $10 тыс. за стенд. «Если ты продал картину за $30 тыс., то 10% твои, то есть всего $3 тыс., – подсчитывает убытки антикваров эксперт. – Дай бог удастся окупить место. А если бы не участвовал, то и не потратил бы ничего. Но участвовать надо, чтобы не пошли слухи, что «еще один закрылся».

Как в лучших домах Лондона

Кризис, перепады курсов валют, падение покупательской способности – все это, конечно, сказалось на рынке антиквариата. Но эту причину, говорит Бабулин, нельзя рассматривать в отрыве от других.

Тенденция обозначилась еще в 2011 году. «Люди поняли, что уже тогда наметившийся кризис – это надолго. И толпа серьезных покупателей перекочевала почти на постоянное место жительства куда-нибудь в Лондон, – объясняет Бабулин. – При этом людей, которые регулярно покупают живопись, всего-навсего около трех тысяч. И вот переехавшие обнаружили, что классикой русской живописи XIX века, которую они покупали, из-за чего цены и взлетали, в Лондоне не похвастаешься». Элемент престижа серьезно повлиял на спрос антиквариата. «В Лондоне оттого, что у тебя на стене висит Айвазовский, никому ни холодно, ни жарко, – объясняет эксперт. – А вот если Пикассо, Мане висят – это совсем другое дело. И наши люди, которые раньше покупали лучшее здесь, теперь покупают лучшее там». А лучшее – это импрессионизм и послевоенное искусство: Энди Уорхол, например, или Дэмьен Херст.

Оскудели и специализированные «русские торги». Так называемые «русские недели» проводятся дважды в год (в июне и в ноябре) крупнейшими мировыми аукционами – Sotheby’s, Christie’s, MacDougall’s, Bohnams. Пять-шесть дней торгуют только русским. В основном на «русские торги» приезжают российские же арт-дилеры, а потом возвращаются домой с покупками. Оборот последней «русской недели» тоже сильно сократился, говорит Бабулин, – с $50 млн до $4,5 млн «Это объясняется не потерей интереса к российскому, не злонамеренными действиями американцев, как любят говорить «патриоты», – говорит эксперт. – Просто самые топовые продажи с узкоспециализированных русских торгов ушли в мировые. Весь мир ценит и покупает русский авангард – Малевича, Кандинского, например. И все это перекочевало в другие торги, специализирующиеся на определенном стиле живописи. А одна картина Кандинского может стоить $20 млн. И поэтому если раньше оборот у нас был $30 млн, а сейчас стал $5 млн, то это значит, что та же самая картина Кандинского продалась не в рамках «русской недели», а на каком-нибудь аукционе импрессионистов и не попала в статистику русских торгов».

Между тем другие традиционные «топы» искусства, наоборот, резко упали в цене. «Например, в том же 2014 году картины Айвазовского на Sotheby’s продавались в ценовом диапазоне $1,5–2 млн, – говорит Бабулин. – А в 2016 году дороже $700 тыс. цен не было, а конкретно на Sotheby’s они выставлялись по $300–400 тыс.». «Наше живописное всё» – Шишкин, Айвазовский (эти имена стали практически нарицательными в обозначении русской классики) – раньше продавалось за миллионы, а теперь за такие деньги их не купит никто. Ценители прекрасного «протрезвели», говорит Бабулин, обнаружили, что европейские художники того же периода ничуть не хуже, а стоят гораздо дешевле. «Кандинского и Малевича ни с кем перепутать нельзя. Все они, как Ван Гог, Гоген, – художники с очень индивидуальной манерой, поэтому и стоят таких денег, – рассуждает эксперт. – А когда «шишкиных», то есть людей, которые могут хорошо писать природу, много и за европейских крепких художников платят по 10–15 тыс. евро, а за них же, только с подписью «Шишкин», вдруг сразу миллион, это неправильная ситуация».

Скандалы, интриги, расследования

У русской классики, правда, есть еще одна причина, по которой спрос на полотна художников существенно упал, – их слишком много подделывали. Наиболее часто использовалась так называемая «перелицовка» – небольшие переделки старых картин с целью изменения их автора. В свое время это привело к критической потере доверия на рынке: не верили ни продавцам, ни экспертизе. Про одну такую «перелицовку», попавшую на технологическую экспертизу ArtConsulting, рассказал Денис Лукашин. «Картина выглядела как пирог, – вспоминает он. – Подписана была Орловским, а когда реставраторы счистили надпись, оказалось, что художник немецкий». На аукционах эксперты нашли более ранние продажи этой вещи, и немецкая подпись на ней тоже оказалась свежей, подделанной под продажу западноевропейского автора. «И когда мы счистили всё, выяснилось, что это работа малоизвестного русского автора, которую в военное время вывезли в Западную Европу. То есть это оказалась русская картина, неоднократно переписанная и выданная за других авторов», – рассказал Лукашин.

Впрочем, скандалы с «фальшаками» – неотъемлемая часть антикварной мировой истории. В Париже, например, сейчас идет расследование о подделке антикварной мебели, которую среди прочего приобретали и музеи. А в Санкт-Петербурге перед судом предстали сотрудники Русского музея по делу о продаже поддельной картины и производству незаконных экспертиз. Самый анекдотичный случай в практике Лукашина произошел год назад, когда клиенты принесли на экспертизу работы Пиросмани. «Это достаточно редкий автор на рынке, в частных коллекциях его практически нет. А нам принесли сразу четыре или пять вещей, – вспоминает эксперт. – Все оказались поддельными – бутафорскими картинками, нарисованными в конце XX века для съемок фильма о Пиросмани. Мы дали отрицательное заключение. Но месяца три назад один из клиентов, которому предложили купить Пиросмани, прислал наше заключение годичной давности и еще пачку других экспертиз. И в нашем заключении говорилось, что мы якобы подтверждаем подлинность Пиросмани, то есть подделали даже его. Составлено оно было малограмотно, скомпилировано из нескольких других заключений, но тем не менее работа продавалась на достаточно серьезном уровне».

Впрочем, теперь такие случаи стали, скорее, редкостью. «После скандалов с поддельными «шишкиными» потерялся смысл ходить на антикварные салоны, потому что там висели одни подделки, – говорит Бабулин. – Серьезный антикварный бизнес, галеристы поняли, что если не наведут в этой области порядок, то их «лафа» закончится. Наши антиквары и арт-дилеры влились в международную конфедерацию, образовали собственную, аттестовали при себе экспертов, которым доверяют, и началось самоочищение». Группы экспертов‑искусствоведов будут ходить и по нынешнему Антикварному салону. «Они будут указывать на картины, которые покажутся им ненастоящими, требовать, чтобы их убрали, – рассказывает Бабулин. – И участники салона это делают без каких-либо скандалов. Это практика всех выставок вообще – в Европе, в мире, и наконец-то она всерьез применяется у нас. На 97% именно это убрало фальшивки с Антикварного салона. И если раньше такие случаи были штатной ситуацией, то теперь выявление подделки экспертами – целое событие».

Однако подобные скандалы в мире искусства, ставшие достоянием общественности, – редкость еще и потому, что «существенная часть рынка антиквариата, в том числе подлинного, находится в теневом секторе», обращает внимание адвокат коллегии адвокатов Pen&Paper Анатолий Логинов. «Зачастую даже в случае мошенничества потерпевшие не обращаются в правоохранительные органы, так как и их действия были нелегальны, – говорит адвокат. – Но когда сделки с антиквариатом происходят в легальном секторе и при этом продавец совершает обман относительно его подлинности, такие случаи зачастую предаются огласке. Одним из самых распространенных способов обмана в таких сделках является подготовка недостоверного заключения эксперта».

Искусство технологии

Даже самые маститые искусствоведы могут ошибиться и не определить на глаз подделку, или, наоборот, назвать фальшивкой подлинник. В этом смысле российское антикварное сообщество тоже повысило свой авторитет в последние годы, стало активно использовать современные технологии. «Сейчас проблема подделок стоит менее остро, – говорит Лукашин. – Появилось огромное количество экспертных учреждений. И если продаются серьезные вещи, то люди тысячу раз перестраховываются. Поэтому сейчас такие откровенные подделки, которые имели хождение еще 5–10 лет назад, встречаются крайне редко». И если скандалы возникают, подчеркивает Лукашин, то только по причине того, что люди игнорируют экспертизу в комплексе. История с Русским музеем, по его мнению, это только подтверждает. «На рынке масса вещей, у которых есть только искусствоведческая экспертиза, – констатирует арт-консультант. – Но работы начала XX века только с искусствоведческой экспертизой, даже если они опираются на какой-то провенанс (история владения художественным произведением, предметом антиквариата, его происхождения. – «Профиль»), все равно необходимо проверять».

Да, откровенных подделок теперь практически не встретить, но осталось множество сложных работ, которые без технологов атрибутировать невозможно, и искусствоведческая экспертиза здесь вторична. «Что греха таить, многих наших супрематистов или авангардистов может воспроизвести любой из реставраторов – в той же технике, с той же стилистикой, с теми же мазками и прекрасно ее состарить, – признает Лукашин. – И будет у вас замечательная и красивая вещь. Если вы ее не покажете технологу, искусствовед никогда в жизни не отличит ее от оригинала». Особенно это касается работ художников начала XX века, которых сейчас чаще всего приносят на экспертизу. «На Антикварном салоне эксперты могут отличить какие-то совершенно откровенные вещи, – объясняет Лукашин. – Но и тут не могу сказать, что они не ошибаются. Не раз в моей практике было так, что на подлинник тыкали пальцем, говорили, что это подделка. А потом, когда проводились серьезные экспертные действия, привлекались несколько историков искусства, делали полный комплекс экспертиз, выяснялось, что картина написана в свое время и подделывать тогда, в 1910‑е или 20‑е годы, того же Машкова в его же стилистике смысла не было».

Бывают разные нюансы, объясняет эксперт: или это совместная живопись с каким-то другом художника, или художник что-то писал не в том настроении, или ему подсунули какой-то не тот холст, на котором он обычно писал. «Технология может точно определить время, когда эта работа была создана, и историку искусства уже будет проще разобраться именно в том периоде автора, которым датирована работа, – рассказывает Лукашин. – Например, тот же самый Константин Коровин. Известно, когда и в каких местах он писал, – в Париже, в России. Если датировка попадает на парижский период, то российский пейзаж вряд ли там может появиться, он редко писал по памяти. И если работа раньше никогда не появлялась и не признавалась, то искусствовед сможет определить, что Коровин действительно в данное время приезжал в этот французский городок, и, покопавшись в архивах, выяснит, что тогда он находился под впечатлением от техники какого-то из своих друзей-художников и пытался импровизировать».

«Получить полную гарантию, что предмет антиквариата при покупке не окажется подделкой, крайне затруднительно, – говорит адвокат Логинов. – Можно лишь максимально уменьшить риск». Главное тут, конечно, обратиться к экспертам, которым можно доверять. Но даже это не исключает возможность обмана, считает Логинов: «Антиквариат в большинстве случаев связан с большими деньгами, поэтому соблазн велик». Важно обратить внимание на поведение продавца и те рамки, которые он устанавливает при заключении соглашения. «Например, если продавец предлагает привлечь эксперта, который может провести исследование, и усиленно такого эксперта протежирует, – разъясняет он. – Тем более стоит насторожиться, когда продавец настаивает, что продажа состоится только в случае проведения исследования силами определенного, предложенного им эксперта. В таких случаях не стоит идти на поводу у продавца и лучше отказаться от сделки».

Мошенники – хорошие психологи, напоминает Логинов, и заинтересованное лицо, смущенное выгодными условиями сделки, может не заметить обмана. «Привлеките в помощь независимого человека, – рекомендует адвокат. – Даже не специалиста в антиквариате, но того, кому доверяете. Сторонний незаинтересованный взгляд, скорее всего, поможет заметить то, что не заметит человек, поглощенный процессом и перспективами». Юридически оформлять отношения нужно не только с продавцом антиквариата, добавляет председатель коллегии адвокатов «Сазонов и партнеры» Всеволод Сазонов, но со всеми участниками процедуры: экспертами, оценщиками, страховщиками.

Опасные перевозки

Не способствует росту антикварного рынка и законодательство. «Безусловно, оно отстало от фактической обстановки на антикварном рынке и способствует его уходу в тень, – говорит Логинов. – Необходимо, с одной стороны, наладить надлежащий контроль со стороны государства над рынком в целом, с другой – осуществить некоторую его либерализацию». Какие-то действия все же предпринимают, но до сих пор внятно они сформулированы не были. Закон же «О ввозе и вывозе культурных ценностей» был принят еще в 1993 году и с тех пор концептуально не менялся.

Адвокат Сазонов, в свою очередь, отметил, что перемещение через границу культурных ценностей у нас обставлено множеством нюансов, и нарушение правил чаще всего квалифицируется как контрабанда, то есть тяжкое преступление. Контролем за ввозом и вывозом антиквариата занимается Федеральная таможенная служба (ФТС) России, и все предметы искусства, попавшие под подозрение, направляются на экспертизу. «Отделом экспертизы культурных ценностей проводятся исследования объектов живописи, нумизматики, фалеристики, объектов религиозного назначения, объектов декоративно-прикладного искусства, печатных изданий, антикварного оружия, – пояснил «Профилю» начальник экспертно-криминалистической службы Центрального экспертно-криминалистического таможенного управления ФТС Андрей Хохлов. – В большинстве случаев данные объекты перемещаются с нарушением норм российского законодательства и без разрешительных документов. За 2016 год в Центральном экспертно-криминалистическом таможенном управлении было проведено более 150 экспертиз и исследовано более 5 тысяч объектов, перемещаемых с нарушением действующего законодательства РФ. Дабы избежать сложностей, до перемещения культурных ценностей через границу их необходимо зарегистрировать в территориальных органах Министерства культуры России и получить заключение экспертов. При перемещении культурных ценностей необходимо представить таможенным инспекторам заключение экспертов, а также документы, подтверждающие права собственности на раритеты (товарный чек, акт купли-продажи, дарения, наследства)».

Время собирать коллекцию

Впрочем, помимо всех этих проблем, у российских антикваров и коллекционеров на фоне кризиса появилась и одна радость. «Хотя рынок более или менее оживляется, низкие цены уже зафиксировались по большинству работ, – говорит Лукашин. – И появился довольно интересный тренд: если инвесторы будут готовы сыграть в долгую (5–10 лет, например), то именно сейчас выгодно формировать фонды и коллекции, так как цены фактически достигли своего нижнего порога. Искусство – вечные ценности, и цены точно будут расти, когда экономика выйдет в плюс».

С точки зрения экономистов инвестировать действительно выгодно. «Рынок коллекционных предметов и предметов искусства неожиданно получил второе дыхание на фоне резкого снижения доходности привычных инвестиционных инструментов, – считает первый вице-президент «Опоры России» Павел Сигал. – Отрицательные и нулевые ставки заставляют искать более интересные активы, и здесь у потенциальных инвесторов очень большой выбор». По словам Сигала, по отдельным сегментам доходность сейчас может достигать 20–30% годовых, в частности, хорошие результаты показывает рынок коллекционных и раритетных автомобилей, а также предметов искусства. Проблема в одном, говорит эксперт: высокий порог входа. «Речь идет даже не столько о суммах вложений, так как можно выбирать относительно недорогие предметы или использовать схему коллективных инвестиций (встречается редко), сколько о необходимых знаниях и опыте, – поясняет он. – Самые интересные предложения можно встретить у частных лиц, вне известных аукционов, то есть проводить экспертизу необходимо самим. Стоит это недешево, да и найти хороших специалистов весьма непросто».

Все понимают, соглашается Бабулин, что сейчас рынок покупателя, а не рынок продавца: «Теперь, наоборот, участникам Антикварного салона несут картины. И последние годы люди чаще хвастаются не тем, что они что-то удачно продали, а тем, что удачно купили. Покупать выгодно, и галеристы в массе своей именно этим сейчас и занимаются. Но что будет дальше? На этот вопрос также сложно или просто ответить, как на вопрос, достигла ли дна российская экономика».