Почему они уходят

Кто знаменит бегствами капитала? Конечно, мы, наш неустанно работающий финансовый рынок, с которого все при первой возможности бегут как зайцы, конечно, неплохо заработав. Первое подобное опустошение случилось в 1997–1998 гг. Второй раз нерезидентов сдуло с российского рынка капитала в 2008 году. Накопленный запас портфельных иностранных инвестиций (ПИИ) сократился на 69,5%. Прямые инвестиции повели себя вдруг, как портфельные. Вроде бы вложены для прямого контроля бизнеса в оборудование и должны стоять, как штырь. Но нет, в 2008 году ПИИ в международной инвестиционной позиции России упали на 56,4%.

Что это за напасти такие, когда при первом дуновении ветра чужие деньги сдувает с наших бескрайних просторов? И 2014–2015 гг. не были исключением. Запаса портфельных, вложенных в Россию, стало меньше на 58,7%. А накопленные прямые упали на 33,2%. Ответ простой. Уникальное сочетание сверхвысоких рисков, очень тяжелых налогов и избыточного административного бремени выгоняет деньги из России. С середины 1990‑х мы – страна-кредитор, знатный экспортер капиталов, и только два года, в 2006–2007 гг., чистое сальдо ввоза-вывоза частного капитала было в пользу России. Почему? Потому что был спекулятивный бум на фоне роста цен на нефть и другое сырье, который закончился крахом 2008 года.

Мы смогли создать уникальную в мире офшоризованную экономику, в которой до 80% портфельных – входящих и выходящих – иностранных инвестиций и до 30% прямых в Россию идут через офшоры. До 50% портфельных прибывают из ядра глобальных финансов – США и Великобритании. Это они, любимые, короткие, спекулятивные деньги, которые приходят, как волна, и по-быстрому уходят, как только на берегу начинаются какие-то неприятности.

«Кэрри трейд», мыльные пузыри, очень высокая зависимость динамики внутреннего финансового рынка от поведения нерезидентов – все это существует с 1995 года, уже третье десятилетие. Тем более что даже сейчас, во время кризиса 2014–2015 гг., после всех санкций доля нерезидентов на внутреннем финансовом рынке только повысилась, составляя на рынке акций Московской биржи 44–46%, на ее валютном рынке – 10–21%, на ее рынке деривативов – 41–44%, на биржевом рынке облигаций – 15–20% (на рынке гособлигаций, полностью сосредоточенном на МБ, – 18–24%), на денежном рынке – 11–16%.

Но разве есть вина нерезидентов, среди которых много с российскими корнями, в том, что каждый год волатильность финансового рынка России составляет десятки процентов? Конечно, нет. Природа капитала в том, что он никогда не оставит в покое мельчайший финансовый рынок, плохо насыщенный деньгами (уровень монетизации – 69–70‑е место в мире), сверхконцентрированный (в каждом сегменте рынка 5–7 институтов или инструментов занимают от 50% до 90% своей ниши), полностью зависящий от мировых цен на нефть, газ и другое сырье (нет ничего более волатильного), сверхдоходный (больше двух десятилетий – двузначный процент, при огромных разрывах в динамике курса рубля, инфляции и процента).

Мы сами создали такой рынок. Даже в лучшие времена, когда доля России в мировом ВВП составляла 2,8% (2013 г.), ее доля в глобальных финансовых активах не превышала 1%. Мелкая финансовая система, находящаяся в седьмом десятке стран мира, не адекватная большой экономике (12‑е место в мире по номинальному ВВП). Никогда мы не понимали, как важно не только экономическое, но и финансовое развитие. То, что во Всемирном банке с середины 1980‑х гг. называют financial development, доказывая, что без него никогда не войти в «золотой миллиард», в клуб развитых экономик мира.

Что имеем в итоге? Без всяких санкций, только дуновением кризисов 2008, 2013–2014 гг. в России смыло весь запас иностранных портфельных инвестиций, накопленных с 2000 года. По расчетам, конечное сальдо «операций» (сделок) по ним за 2001–2015 гг., без учета переоценок – минус $9 млрд. Из них только $2–2,5 млрд можно отнести на счет санкций (выход нерезидентов из долговых ценных бумаг). Остальное – риски, падение цен на нефть и газ, укрепление доллара, внутренний кризис в России. Что легко пришло за годы нефтяного бума, с тем и распрощались.

Но в международной инвестиционной позиции России есть еще «прочие инвестиции». Те самые ссуды и займы, депозиты в банках, которыми наполнен корпоративный внешний долг. С ними не так все просто. Они не могут мгновенно покинуть Россию. 85–90% этих обязательств долгосрочные.

Но и они тихо усвистели в 2014–2015 гг. Накопленные иностранные «прочие инвестиции» в Россию снизились на 31,8% ($159 млрд). Корпоративный внешний долг – на 31,7% (почти то же, что «прочие»). На схожую сумму ($142 млрд, на 27,8%) за два года упали международные резервы России. Произошел «великий своп» – обмен международных резервов страны на погашение крупнейшими российскими корпорациями своих внешних долгов. А по дороге – падение рубля, взвинчивание процента, вспышка инфляции и окончательное сваливание в кризис (в декабре 2014 г., когда случился пик погашения корпоративных долгов).

Вот уж где можно оценить влияние санкций. Самым крупным компаниям в России закрыт доступ на международные рынки капитала. Погашать кредиты можно и нужно, а рефинансировать их (по оценке, на 70–80%) нельзя. Финансовые потери от санкций в части «прочих инвестиций» (корпоративных внешних долгов) без учета переоценок – примерно $55–60 млрд.

Что впереди, что произойдет в будущем с потоками капитала? Да все та же песня. Если не принимать всерьез риски закрытия счета капитала, то впереди годы половецких плясок на мелком финансовом рынке, из которого легко извлечь прибыли крупным игрокам. Тем более что свободное плавание рубля в кризис и при полной зависимости от мировых цен на сырье и курса доллара обещает новые скачки волатильности. При финансовом замораживании экономики, уверенно проводимом Банком России, это куда легче. Поэтому не сегодня, так завтра – новые пузыри и новые их обрушения. Новые рапорты о том, что иностранные фонды переменили курс и вводят деньги в Россию. И новые заголовки о финансовых обрывах и о том, что в мировой практике называется «внезапной остановкой капитала».

Прочие инвестиции в Россию? Там санкции надолго. Сжатие, остывание, выплаты по графику, постепенная, из года в год, утрата $200–300 млрд, стоящих сейчас в корпоративном внешнем долге. Жизнь крупнейших сырьевых компаний на самофинансировании, в том числе за счет роста внутренних цен и ослабления рубля, попытки получить деньги в Азии.

Все это случится, если, конечно, не произойдет резких поворотов в экономической и финансовой политике. «Осажденная крепость» и закрытие страны, а заодно и счета капитала (пусть с небольшими шансами до 10–15%) – лебединая песня иностранных инвестиций.

Новый либеральный курс, в духе «Экономики роста» и финансового развития, перезагрузки отношений с Западом (шансы – 5–10%) – совсем другой сценарий. Там – пиршество (снижение рисков, налогов, административного бремени, расширение инвестиционных горизонтов, рост, перед которым инвестору-нерезиденту невозможно устоять).

Однако… проклятое российское «однако»! Однако базовый тренд один (75–80%). Это торжество волатильности, рисков, спекулятивных портфельных инвестиций. Прямые иностранные инвестиции, которые ведут себя, как портфельные. Максимум офшоров, несмотря на любые ужесточения. И «прочие инвестиции» (корпоративный внешний долг), которые сжимаются из года в год, как шагреневая кожа, под ласковым поглаживанием санкций.