19.11.2001 01:00 Еженедельный журнал «Профиль»

Архивная публикация 2001 года: "США, ты помнишь наши встречи..."

Наверно, не было такой встречи на высшем уровне между руководителями нашей страны и США, от которой не ждали бы сенсаций. Но сенсациями -- и в условиях жесткого противостояния двух сверхдержав, и позже -- оказывались, скорее, сами эти встречи. Результаты же их всегда устраивали в лучшем случае одну из сторон и практически никогда -- обе.О роли личности в истории

Похоже, что знаменитая фраза Уинстона Черчилля о том, что в политике не бывает постоянных врагов и постоянных друзей, а есть лишь постоянные интересы, как нельзя лучше иллюстрирует события последних дней, происходившие в Вашингтоне и Техасе.
Если еще год назад вашингтонская элита задавалась вопросом: "Кто вы, мистер Путин?" -- то уже к нынешнему визиту президента России в США вопрос этот не только не поднимался, но канул в небытие. События 11 сентября резко изменили весь контекст международных отношений, сломали привычную риторику Вашингтона в отношении Москвы и буквально заставили Соединенные Штаты заговорить о России как о едва ли не главном своем союзнике. Во всяком случае, об этом до ноябрьского саммита писала практически вся западная пресса, не уставая напоминать общественности, что после налета на нью-йоркские небоскребы именно Путин первым позвонил президенту США.
Справедливости ради стоит отметить, что за несколько эйфорическими интонациями, сопровождавшими прогнозы относительно будущего российско-американских отношений, американцы не скрывали и целей своего столь резкого поворота к стране, которую еще недавно подвергали жесткой критике за контакты со "странами-изгоями", позицию по Чечне и атаки на свободу слова. Пресса Штатов четко отвечала на вопрос, чем Россия может быть полезна Америке в новых обстоятельствах: предоставлением воздушных коридоров, согласием на использование военных баз в центрально-азиатских республиках и участием ее войск в поисково-спасательных операциях. Не сбрасывалось со счетов и еще одно обстоятельство: если прочные до последнего времени отношения США с Саудовской Аравией в связи с войной против братьев-мусульман пошатнутся и "заливная страна" решится оппонировать Штатам, апеллируя к своему единственному козырю -- нефти, то им весьма кстати может оказаться российское "черное золото". Стремление же американцев "отправить на свалку истории" договор 1972 года и получить согласие России на создание НПРО стало уже просто общим местом.
Так или иначе, Буш ждал Путина с внушительным пакетом инициатив. И формат саммита был прописан таким образом, чтобы максимально развить уже заявленную ранее американским президентом линию поведения в отношении российского коллеги. Линия эта имеет вполне выраженный "человеческий", "личностный", "доверительный" характер. Такой подход вполне объясним, если учесть, что и в России, и в Советском Союзе именно фигурой лидера в очень большой степени определялась и определяется государственная политика.
Надо сказать, что и сам характер встреч советских и российских руководителей с американскими президентами, несмотря на обязательный протокол, носил ярко выраженный отпечаток личности их участников.
Ноу смокинг!

Первый визит советского лидера в Соединенные Штаты состоялся в 1958 году. Тогда прилетевший для встречи с президентом Эйзенхауэром Хрущев приземлился в Вашингтоне чуть ли не со всеми своими домочадцами и привез для внедрения в международную политическую лексику тезис "мирное сосуществование".
Вот что рассказывает о некоторых подробностях того визита Роберт Иванов, профессор Института всеобщей истории РАН, специалист по истории Соединенных Штатов Америки: "Незадолго до Хрущева в Штаты летал Анастас Микоян. При возвращении в Союз у самолета, на котором он летел, загорелся один из моторов, пришлось совершить вынужденную посадку на американской военно-воздушной базе на острове Ньюфаундленд. Джон Даллес, в то время госсекретарь США, получил эту информацию за обедом и мрачно прокомментировал: "Возможно, Микоян не будет теперь столь рьяно выступать против наших заморских баз".
Эйзенхауэр проигнорировал совет Даллеса "сохранять неулыбчивое, строгое выражение лица, находясь в обществе русских, и избегать личных встреч с ними" и послал Хрущеву приглашение посетить Соединенные Штаты. Планируя визит высокого гостя, он решил, что советский генсек обязательно должен посетить маслобойню в Абилине (штат Канзас), где Эйзенхауэр работал по 14 часов в день до поступления в военную академию Вест-Пойнт. Позже американский президент напишет, что ему хотелось показать Хрущеву, что хотя он в его глазах и "капиталист", но не понаслышке знает, что такое тяжелый труд.
В Вашингтоне к визиту советского гостя готовились серьезно. В конфиденциальном документе "Хрущев-человек и его взгляды", подготовленном для американских дипломатов, сообщалось: "Гордясь своим пролетарским происхождением, он тем не менее полон решимости получить полное признание и все почести, оказываемые руководителю великой державы. Решительно борясь против культа личности Сталина, он позволяет во все большей степени льстить себе".
Сын Эйзенхауэра, Джон, решил, что, когда начнутся переговоры в Кэмп-Дэвиде, Хрущеву будет приятно послушать русские мелодии, и остановил свой выбор на трех песнях: "Очи черные", "Катюша" и о Стеньке Разине. Позже Джон вспоминал: "Я согласовал репертуар с государственным департаментом и получил негативное заключение относительно "Стеньки Разина". Мотивировкой было то, что это мелодия царских времен".
Во время визита вообще было немало курьезных ситуаций. Эйзенхауэр, например, запланировал облет Вашингтона на вертолете. Однако Хрущев отклонил предложение, сославшись на то, что не питает доверия к летательным аппаратам такого класса. Эйзенхауэр высказал сожаление, добавив, что считает подобные полеты удобными и интересными. "О! -- воскликнул Хрущев. -- Если вы будете в том же вертолете, конечно, я полечу!" После чего распорядился закупить три точно такие же машины.
Немало обескуражил Никита Сергеевич американского президента и тем, что подарил ему копию вымпела, доставленного на Луну советской ракетой. Эйзенхауэр так и не смог понять, является ли подарок "образчиком беспардонной пропаганды или просто символом искренности".
Не обошлось без казуса и во время официального обеда в Белом доме. Хрущев направился на обед в костюме, категорически отказавшись надеть смокинг, который являлся, по его мнению, символом капитализма. Американцы решили не перечить высокому гостю, но сами предпочли быть одетыми по протоколу.
Надо сказать, что и в более серьезных вопросах Хрущев своими сентенциями неоднократно "ошарашивал" американцев. Например, прогуливаясь в Сан-Франциско вдоль побережья и увидев авианосец, он заметил сопровождающим, что не завидует команде корабля, поскольку в случае войны столь огромные мишени будут тут же уничтожены. Хрущев сказал, что считает морским оружием будущего подводные лодки, эсминцы и сторожевые корабли, и добавил, что Советский Союз пустил на металлолом несколько крейсеров, строительство которых было на 95 процентов завершено. Нелестно высказался Никита Сергеевич и о военной авиации, заявив, что и та является никудышным средством ведения войны по сравнению с ракетами."
Единственное, в чем отказали Хрущеву, -- в посещении Диснейленда, потому как организовать охрану в столь людном месте было весьма проблематично. Сам отказ, надо сказать, не огорчил Никиту Сергеевича -- он лишь удивился тому, что мэр Лос-Анджелеса, который, собственно, Хрущеву и отказал, не подчиняется президенту.
Что же до большой политики, то в меморандуме о результатах переговоров Эйзенхауэра и Хрущева подчеркивалось: "И президент и председатель согласились, что гонка вооружений стоит колоссальных расходов и порождает большую опасность. Они также пришли к выводу, что ограничение вооружений -- самая важная проблема текущих международных отношений".
Хрущев остался весьма доволен визитом и готов был пригласить Эйзенхауэра в Москву. Однако эти планы рухнули вместе с обломками американского самолета-разведчика У-2, сбитого нашей ракетой под Свердловском.
Ядерная зима

Роберт Иванов: "Американцы заявили, что это самолет метеослужбы, который просто заблудился, -- они не могли предположить, что летчик Пауэрс останется жив, потому что на У-2 должно было сработать взрывное устройство, которое полностью уничтожило бы все следы воздушного шпионажа. Но техника подвела, и, когда Пауэрс на пресс-конференции дал показания, что выполнял разведывательное задание, Эйзенхауэр оказался в тяжелейшем положении".
Дело в том, что чуть позже в Париже состоялась встреча Хрущева, Эйзенхауэра, Де Голля и британского премьера Гарольда Макмиллана. Однако, едва начавшись, она тут же сорвалась из-за того, что Эйзенхауэр не захотел извиниться перед Хрущевым за разведывательные полеты У-2. Отношения между двумя странами резко охладились, и попытки нового сближения начались только с приходом в Белый дом Джона Кеннеди.
О встрече в 1961 году Хрущева и Кеннеди в Вене рассказывает Георгий Корниенко, занимавший в 1977--1986 годах пост первого замминистра иностранных дел: "Кеннеди был человеком высокого интеллекта, и он был настроен на серьезные перемены в отношениях между США и СССР. Уже через две недели после прихода в Белый дом он направил Хрущеву письмо, в котором и предложил встречу. Первый вариант письма, подготовленный его помощниками и содержавший жесткие формулировки, Кеннеди забраковал. На черновике письма сохранилась его резолюция: "Я заинтересован в гармоничных отношениях с Советским Союзом. Это означает признание разных систем".
Кеннеди был готов к мирному сосуществованию и решению вопроса о статусе Западного Берлина -- Хрущев еще в 1958 году выдвинул идею сделать Западный Берлин вольным городом и узаконить существование двух Германий. Западные державы от такого предложения отказались, и на венской встрече Хрущев пригрозил, что в противном случае СССР подпишет мирный договор с Восточной Германией -- тогда доступ в Западный Берлин станет возможен только по согласованию с правительством ГДР (сообщение Западной Германии с Западным Берлином осуществлялось по трем большим шоссе и воздушному коридору). Кеннеди сказал, что такая позиция СССР может привести к военному столкновению, на что Хрущев ответил: "Если так, то лучше пусть будет война сейчас, чем тогда, когда появятся более страшные виды оружия". (В официальной записи беседы помощники Хрущева эту фразу извратили: "Если быть войне, то вся ответственность ляжет на вас".) Кеннеди резюмировал: "Да, видно, будет холодная зима в этом году".
После этой встречи ГДР возвела Берлинскую стену. Западу пришлось "проглотить пилюлю" -- такой исход был все же лучше войны.
Георгий Корниенко: "Дней десять спустя после венской встречи в советское посольство в Вашингтоне приехал посланник из Москвы с подарками для Кеннеди и Жаклин. Мы договорились с охраной Белого дома, что она проверит коробки, но для президента их содержимое должно было стать сюрпризом.
Кеннеди стоял у окна на костылях (после Вены он залетал в Канаду, где, сажая дерево, неудачно повернулся и у него заболел позвоночник, который часто давал о себе знать после полученной на Второй мировой войне контузии). Вышла Жаклин в домашнем халатике. Мы раскрыли одну коробку: в ней находилась модель американской китобойной шхуны, которую вырезал в позапрошлом веке какой-то чукча из моржового клыка, -- Хрущев знал, что Кеннеди любит модели кораблей. Во второй же коробке оказался белый щенок. Кеннеди удивился: "А это что еще за зверь?" Жаклин ответила, что она, кажется, догадывается. Еще разговаривая с Жаклин в Вене, Хрущев упомянул, что у летавшей в космос Стрелки родились щенята, и Жаклин сказала, что она для своей дочурки Каролины с удовольствием взяла бы одного. Мы поставили его на ковер, и щенок быстро напрудил".
И все же, несмотря на попытки лидеров вести сбалансированную политику, это был баланс на грани катастрофы -- слишком жестко расходились интересы двух сверхдержав. Вскоре они оказались на пороге войны из-за Карибского кризиса.
Потом, уже после убийства Кеннеди и смещения Хрущева, США впрямую, а СССР -- оружием и военспецами воевали во Вьетнаме: пришедшие к власти Леонид Брежнев и Линдон Джонсон оказались, как теперь принято говорить, куда менее "договоропригодными".
Легкое потепление, именовавшееся "разрядкой", наметилось только во время президентства Ричарда Никсона. Кстати, именно этот американский президент во время своего визита в Москву и подписал договор по ПРО, споры о котором не стихают до сих пор.
Однако вскоре состояние здоровья Брежнева резко ухудшилось. Источник "Профиля" в МИДе вспоминает: "Когда госсекретарь США Генри Киссинджер приехал в Москву уже после подписания договора по ПРО, чтобы согласовать ответный визит Брежнева в Вашингтон, Брежнев пригласил госсекретаря поохотиться в Завидове. Там генсек пошел отдохнуть на час, но в назначенное время к гостю не вышел -- его с трудом удалось поднять с постели через пару часов. Уже тогда, задолго до последних лет правления, стало ясно, что со здоровьем у Брежнева не все в порядке. То же недомогание почувствовал Леонид Ильич и во время визита в США в 1973 году, где его также с трудом подняли с постели для того, чтобы везти на переговоры с Никсоном. На этой встрече Брежнев лишь кивал головой, а разговор вел Андрей Громыко".
Последний звонок

Похожая ситуация, но уже с иными персонажами, случилась и во время горбачевской перестройки. Правда, тогда уже американский президент Рональд Рейган находился в состоянии "позднего Брежнева".
Георгий Корниенко: "На встречу в Женеву рвались оба -- и Горбачев, и Рейган. Буш-старший, будучи тогда вице-президентом, уже на похоронах Константина Черненко передал Горбачеву приглашение от Рейгана. Руководство СССР, однако, посчитало, что ехать на поклон в США к Рейгану не годится, и встречу предложили провести в "третьей" стране. Было ясно, что прорывов на ней не будет. Мы считали, что нельзя договариваться о сокращении ядерных вооружений при их программе СОИ (стратегическая оборонная инициатива. -- "Профиль"), американцы же утверждали, что одно с другим не связано и сокращать надо только ядерные вооружения.
Рейган не мог говорить свободно по деловым вопросам и без конца тасовал колоду карточек с "подсказками". Оживал он лишь когда начинал рассказывать анекдоты. После первой беседы один на один у камина Горбачев сказал: "Да. Пещерный человек. Каменный век". Однако заканчивать встречу ссорой было не в наших интересах, и поэтому мы сотворили обтекаемое коммюнике, договорившись о возобновлении переговоров. И если во время встречи Горбачева с лидерами стран Варшавского договора в Берлине Михаил Сергеевич проинформировал их о том, что прорыва не получилось, то, уже вернувшись в Москву на Политбюро, он подбавил позитива. А еще через пару дней, выступая на заседании сессии Верховного Совета, о своей встрече с Рейганом докладывал чуть ли не как об одержанной им победе".
Говорят, что Рейган приехал в Женеву со списком советских "отказников", и Горбачев, разозлившись на своего оппонента, заявил: "Я не ученик, господин президент, а вы -- не учитель, за нами огромные миры". Горбачев тогда еще не знал, что его миру вместе со странами Варшавского договора история отвела лишь несколько лет. Заметим, что и мировое сообщество об этом тоже не догадывалось: генсека и президента охраняли как лидеров двух сверхдержав -- город был наводнен полицией и более походил на военную базу, нежели на всемирно известную финансовую столицу.
Так или иначе, но "новое мышление" нового генсека не было воспринято на Женевской встрече. Георгий Корниенко: "Поскольку на переговорах возник тупик, то по инициативе Горбачева появилась идея встречи в 1986 году в Рейкьявике. Увязка сокращения стратегических вооружений с договором по ПРО была незыблемой. Но мы пошли на уступки по двум вопросам: не увязывать стратегические вооружения с ядерными средствами передового базирования и не увязывать американские вооружения с английскими и французскими. Рейган же отказывался увязывать сокращение ядерных вооружений с договором по ПРО, потому что такой расклад делал беспредметной его программу СОИ. Встреча в Рейкьявике также закончилась ничем. Но, как и в случае с Женевой, она стала изображаться не как провал, а как прорыв, потому что там якобы разговор доходил даже до полной ликвидации ядерного оружия. Рейган действительно обронил фразу о том, что, может быть, США согласятся на полную ликвидацию всего ядерного оружия. Но тут его дернули за рукав, а позже за этот ляп его долбали союзники. Понятно, что предложение Рейгана было несерьезным".
Наконец в декабре 1987-го, во время визита Горбачева в Вашингтон, был подписан договор о ликвидации ракет средней и меньшей дальности. Это был важный шаг, потому как договорились о ликвидации целого класса ракет. Однако в этот документ попала наша тактическая ракета "Ока", по терминологии НАТО СС-23. По договору должны были уничтожаться ракеты средней дальности (от тысячи до пяти с половиной тысяч километров) и тактические, с дальностью от 500 километров до тысячи. "Ока" имела дальность полета всего 400 километров и, по идее, не подпадала под договор. Американцы же были заинтересованы в ее уничтожении: "Ока" была твердотопливная и мобильная и на эту дальность не имела аналогов в США. Уже позже, задним числом, чтобы оправдаться перед военными, Горбачев и Шеварднадзе попытались приказать пульнуть "Оку" на дальность 500 километров. Но ее генеральный конструктор с могучей фамилией Непобедимый сказал, что разрешит это сделать только через свой труп, поскольку если не отключить систему управления ракеты, то она не полетит на дальность свыше 400 километров. Если же отключить систему управления и пульнуть, то он не знает, куда она полетит и кому по голове стукнет -- не исключено, что может ударить и по Кремлю.
Последняя встреча советского и американского лидеров состоялась на Мальте в 1989 году. Ставший годом ранее президентом, Буш-старший почти год оттягивал встречу с Горбачевым, хотя тот хотел познакомиться как можно скорее и даже помчался для этого на Генеральную ассамблею ООН. Однако Буш, официальное вступление в должность которого должно было состояться в январе, уклонился от встречи. На обеде у Рейгана он подчеркнуто держался не как новый хозяин Белого дома, а как верный Рейгану вице-президент.
Георгий Корниенко: "На Мальте Буш понял, что у Горбачева нет никакой конкретной позиции по германскому вопросу. К тому же ему стало ясно, что генсек в "большой замазке" как из-за тяжелого экономического положения страны, так и из-за его собственного положения во власти. Поэтому американский президент постарался выжать из своего советского коллеги все по максимуму -- получить согласие на объединение Германии и ее вхождение в НАТО. Буш понял, что к такому развороту событий Горбачев уже готов. Все встречи проходили на корабле "Максим Горький", потому что из-за поднявшегося шторма американский корабль мотало сильнее нашего.
Никаких документов на Мальте подписано не было. Горбачев сетовал на экономические трудности, прямо заявляя, что рассчитывает на помощь США".
Однако полученные с 1988 по 1991 год кредиты на сумму в 70 миллиардов долларов не помогли СССР выйти из экономического кризиса и не сохранили власть самого Горбачева. Через два года Борис Ельцин позвонит Бушу и доложит о том, что СССР распался, преобразившись в СНГ. В прощальной речи по телевидению Горбачев возмутится: "Какая стыдоба! Позвонить не своему, а американскому президенту!"
Но возмущаться было уже поздно.
Дружба и служба

Ельцинский период, несмотря на то, что страна двинулась по пути экономических реформ, всячески демонстрировала в своей внешней политике лояльность державам-лидерам и даже вошла в "Большую семерку" (впрочем, по своеобразной формуле 7+1), не привел к укреплению влияния России на международной арене.
Источник "Профиля" в МИДе: "Визит Ельцина в США в 1994 году, когда он переодел свою команду в смокинги, был совершен лишь для того, чтобы американцы на год отменили поправку Джексона-Вэника, введенную в 1974 году в знак протеста против ограничения эмиграции из СССР советских евреев. По пути в Вашингтон Ельцин завернул в Нью-Йорк, чтобы выступить в ООН. Своим сопровождающим он сказал, что после выступления должен встретиться с двадцатью руководителями государства, предупредив, что встреча эта продлится час. Однако вышел он через пять минут -- очевидно, времени хватило лишь для пожатия рук. А на обратном пути в Россию не смог выйти из самолета для встречи с ирландским премьером -- говорят, был не в форме. Вообще, Борис Николаевич больше любил встречи "без галстуков" -- их ему организовывал бывший министр иностранных дел Андрей Козырев, дабы российский президент мог почувствовать себя хозяином великой державы у себя дома".
Удастся ли Путину прорваться "к американскому сердцу" -- вопрос, на который пока нет ответа. Вопрос, впрочем, можно поставить и по-другому: стремится ли к этому сам российский президент? Наблюдательная публика не обошла вниманием количество авансов, выданных Бушем-младшим своему российскому коллеге накануне саммита -- вплоть до многократного повторения того, что он считает Путина "своим другом". Но эта риторика, хотя и ласкает слух, не может не навевать российскому президенту свежих еще воспоминаний об отношениях "друга Бориса" и "друга Билла", почти ничего с практической точки зрения России не принесших.
Георгий Корниенко: "Что же до дружбы Путина с Соединенными Штатами, то она в сравнительно близком будущем закончится новым охлаждением. Путин убедится в том, что на равных с ним Соединенные Штаты говорить не хотят. США всегда на первое место ставят свои экономические, политические и военные интересы и везде хотят иметь свои рычаги воздействия. В сегодняшней ситуации их интерес к нам состоит в том, чтобы, используя Россию, значительно укрепить свои позиции в Центральной и Южной Азии. Это и наши бывшие среднеазиатские республики, и Афганистан, и Пакистан, где им хотелось бы закрепиться более основательно, так как эти страны нужны Штатам в пристрелке на будущие отношения как с Китаем, которого они побаиваются, не зная, как он себя поведет, так и с Индией, позицию по которой из тактических соображений они пока не афишируют. Укрепившись же в этом регионе, они смогут проводить в отношении Индии более "нажимистую" политику. Заметим, что у нас также имеются свои интересы в этих странах и, не возражая против размещения американцев на среднеазиатских базах, мы сужаем свои возможности для поддержания нужных нам отношений с теми же Китаем и Индией".
Вряд ли Путин, которому уже практически никто не отказывает в прагматизме, не понимает этого. Вряд ли он испытывает заблуждения относительно "сравнительного веса" России и США на мировой арене, и вряд ли не помнит крылатую фразу Черчилля, которой мы открыли эту публикацию. Как, впрочем, и другую, произнесенную Талейраном: "Политика -- это искусство возможного". Обладает ли нынешний президент РФ этим искусством настолько, чтобы извлечь из новых реалий пользу для своей страны, сможет ли он успешно маневрировать, в отличие от своих предшественников не входя в конфронтацию с Америкой, но и не сдавая ей принципиально важных для России позиций, -- это нам еще предстоит увидеть.

Похоже, что знаменитая фраза Уинстона Черчилля о том, что в политике не бывает постоянных врагов и постоянных друзей, а есть лишь постоянные интересы, как нельзя лучше иллюстрирует события последних дней, происходившие в Вашингтоне и Техасе.

Если еще год назад вашингтонская элита задавалась вопросом: "Кто вы, мистер Путин?" -- то уже к нынешнему визиту президента России в США вопрос этот не только не поднимался, но канул в небытие. События 11 сентября резко изменили весь контекст международных отношений, сломали привычную риторику Вашингтона в отношении Москвы и буквально заставили Соединенные Штаты заговорить о России как о едва ли не главном своем союзнике. Во всяком случае, об этом до ноябрьского саммита писала практически вся западная пресса, не уставая напоминать общественности, что после налета на нью-йоркские небоскребы именно Путин первым позвонил президенту США.

Справедливости ради стоит отметить, что за несколько эйфорическими интонациями, сопровождавшими прогнозы относительно будущего российско-американских отношений, американцы не скрывали и целей своего столь резкого поворота к стране, которую еще недавно подвергали жесткой критике за контакты со "странами-изгоями", позицию по Чечне и атаки на свободу слова. Пресса Штатов четко отвечала на вопрос, чем Россия может быть полезна Америке в новых обстоятельствах: предоставлением воздушных коридоров, согласием на использование военных баз в центрально-азиатских республиках и участием ее войск в поисково-спасательных операциях. Не сбрасывалось со счетов и еще одно обстоятельство: если прочные до последнего времени отношения США с Саудовской Аравией в связи с войной против братьев-мусульман пошатнутся и "заливная страна" решится оппонировать Штатам, апеллируя к своему единственному козырю -- нефти, то им весьма кстати может оказаться российское "черное золото". Стремление же американцев "отправить на свалку истории" договор 1972 года и получить согласие России на создание НПРО стало уже просто общим местом.

Так или иначе, Буш ждал Путина с внушительным пакетом инициатив. И формат саммита был прописан таким образом, чтобы максимально развить уже заявленную ранее американским президентом линию поведения в отношении российского коллеги. Линия эта имеет вполне выраженный "человеческий", "личностный", "доверительный" характер. Такой подход вполне объясним, если учесть, что и в России, и в Советском Союзе именно фигурой лидера в очень большой степени определялась и определяется государственная политика.

Надо сказать, что и сам характер встреч советских и российских руководителей с американскими президентами, несмотря на обязательный протокол, носил ярко выраженный отпечаток личности их участников.

Ноу смокинг!

Первый визит советского лидера в Соединенные Штаты состоялся в 1958 году. Тогда прилетевший для встречи с президентом Эйзенхауэром Хрущев приземлился в Вашингтоне чуть ли не со всеми своими домочадцами и привез для внедрения в международную политическую лексику тезис "мирное сосуществование".

Вот что рассказывает о некоторых подробностях того визита Роберт Иванов, профессор Института всеобщей истории РАН, специалист по истории Соединенных Штатов Америки: "Незадолго до Хрущева в Штаты летал Анастас Микоян. При возвращении в Союз у самолета, на котором он летел, загорелся один из моторов, пришлось совершить вынужденную посадку на американской военно-воздушной базе на острове Ньюфаундленд. Джон Даллес, в то время госсекретарь США, получил эту информацию за обедом и мрачно прокомментировал: "Возможно, Микоян не будет теперь столь рьяно выступать против наших заморских баз".

Эйзенхауэр проигнорировал совет Даллеса "сохранять неулыбчивое, строгое выражение лица, находясь в обществе русских, и избегать личных встреч с ними" и послал Хрущеву приглашение посетить Соединенные Штаты. Планируя визит высокого гостя, он решил, что советский генсек обязательно должен посетить маслобойню в Абилине (штат Канзас), где Эйзенхауэр работал по 14 часов в день до поступления в военную академию Вест-Пойнт. Позже американский президент напишет, что ему хотелось показать Хрущеву, что хотя он в его глазах и "капиталист", но не понаслышке знает, что такое тяжелый труд.

В Вашингтоне к визиту советского гостя готовились серьезно. В конфиденциальном документе "Хрущев-человек и его взгляды", подготовленном для американских дипломатов, сообщалось: "Гордясь своим пролетарским происхождением, он тем не менее полон решимости получить полное признание и все почести, оказываемые руководителю великой державы. Решительно борясь против культа личности Сталина, он позволяет во все большей степени льстить себе".

Сын Эйзенхауэра, Джон, решил, что, когда начнутся переговоры в Кэмп-Дэвиде, Хрущеву будет приятно послушать русские мелодии, и остановил свой выбор на трех песнях: "Очи черные", "Катюша" и о Стеньке Разине. Позже Джон вспоминал: "Я согласовал репертуар с государственным департаментом и получил негативное заключение относительно "Стеньки Разина". Мотивировкой было то, что это мелодия царских времен".

Во время визита вообще было немало курьезных ситуаций. Эйзенхауэр, например, запланировал облет Вашингтона на вертолете. Однако Хрущев отклонил предложение, сославшись на то, что не питает доверия к летательным аппаратам такого класса. Эйзенхауэр высказал сожаление, добавив, что считает подобные полеты удобными и интересными. "О! -- воскликнул Хрущев. -- Если вы будете в том же вертолете, конечно, я полечу!" После чего распорядился закупить три точно такие же машины.

Немало обескуражил Никита Сергеевич американского президента и тем, что подарил ему копию вымпела, доставленного на Луну советской ракетой. Эйзенхауэр так и не смог понять, является ли подарок "образчиком беспардонной пропаганды или просто символом искренности".

Не обошлось без казуса и во время официального обеда в Белом доме. Хрущев направился на обед в костюме, категорически отказавшись надеть смокинг, который являлся, по его мнению, символом капитализма. Американцы решили не перечить высокому гостю, но сами предпочли быть одетыми по протоколу.

Надо сказать, что и в более серьезных вопросах Хрущев своими сентенциями неоднократно "ошарашивал" американцев. Например, прогуливаясь в Сан-Франциско вдоль побережья и увидев авианосец, он заметил сопровождающим, что не завидует команде корабля, поскольку в случае войны столь огромные мишени будут тут же уничтожены. Хрущев сказал, что считает морским оружием будущего подводные лодки, эсминцы и сторожевые корабли, и добавил, что Советский Союз пустил на металлолом несколько крейсеров, строительство которых было на 95 процентов завершено. Нелестно высказался Никита Сергеевич и о военной авиации, заявив, что и та является никудышным средством ведения войны по сравнению с ракетами."

Единственное, в чем отказали Хрущеву, -- в посещении Диснейленда, потому как организовать охрану в столь людном месте было весьма проблематично. Сам отказ, надо сказать, не огорчил Никиту Сергеевича -- он лишь удивился тому, что мэр Лос-Анджелеса, который, собственно, Хрущеву и отказал, не подчиняется президенту.

Что же до большой политики, то в меморандуме о результатах переговоров Эйзенхауэра и Хрущева подчеркивалось: "И президент и председатель согласились, что гонка вооружений стоит колоссальных расходов и порождает большую опасность. Они также пришли к выводу, что ограничение вооружений -- самая важная проблема текущих международных отношений".

Хрущев остался весьма доволен визитом и готов был пригласить Эйзенхауэра в Москву. Однако эти планы рухнули вместе с обломками американского самолета-разведчика У-2, сбитого нашей ракетой под Свердловском.

Ядерная зима

Роберт Иванов: "Американцы заявили, что это самолет метеослужбы, который просто заблудился, -- они не могли предположить, что летчик Пауэрс останется жив, потому что на У-2 должно было сработать взрывное устройство, которое полностью уничтожило бы все следы воздушного шпионажа. Но техника подвела, и, когда Пауэрс на пресс-конференции дал показания, что выполнял разведывательное задание, Эйзенхауэр оказался в тяжелейшем положении".

Дело в том, что чуть позже в Париже состоялась встреча Хрущева, Эйзенхауэра, Де Голля и британского премьера Гарольда Макмиллана. Однако, едва начавшись, она тут же сорвалась из-за того, что Эйзенхауэр не захотел извиниться перед Хрущевым за разведывательные полеты У-2. Отношения между двумя странами резко охладились, и попытки нового сближения начались только с приходом в Белый дом Джона Кеннеди.

О встрече в 1961 году Хрущева и Кеннеди в Вене рассказывает Георгий Корниенко, занимавший в 1977--1986 годах пост первого замминистра иностранных дел: "Кеннеди был человеком высокого интеллекта, и он был настроен на серьезные перемены в отношениях между США и СССР. Уже через две недели после прихода в Белый дом он направил Хрущеву письмо, в котором и предложил встречу. Первый вариант письма, подготовленный его помощниками и содержавший жесткие формулировки, Кеннеди забраковал. На черновике письма сохранилась его резолюция: "Я заинтересован в гармоничных отношениях с Советским Союзом. Это означает признание разных систем".

Кеннеди был готов к мирному сосуществованию и решению вопроса о статусе Западного Берлина -- Хрущев еще в 1958 году выдвинул идею сделать Западный Берлин вольным городом и узаконить существование двух Германий. Западные державы от такого предложения отказались, и на венской встрече Хрущев пригрозил, что в противном случае СССР подпишет мирный договор с Восточной Германией -- тогда доступ в Западный Берлин станет возможен только по согласованию с правительством ГДР (сообщение Западной Германии с Западным Берлином осуществлялось по трем большим шоссе и воздушному коридору). Кеннеди сказал, что такая позиция СССР может привести к военному столкновению, на что Хрущев ответил: "Если так, то лучше пусть будет война сейчас, чем тогда, когда появятся более страшные виды оружия". (В официальной записи беседы помощники Хрущева эту фразу извратили: "Если быть войне, то вся ответственность ляжет на вас".) Кеннеди резюмировал: "Да, видно, будет холодная зима в этом году".

После этой встречи ГДР возвела Берлинскую стену. Западу пришлось "проглотить пилюлю" -- такой исход был все же лучше войны.

Георгий Корниенко: "Дней десять спустя после венской встречи в советское посольство в Вашингтоне приехал посланник из Москвы с подарками для Кеннеди и Жаклин. Мы договорились с охраной Белого дома, что она проверит коробки, но для президента их содержимое должно было стать сюрпризом.

Кеннеди стоял у окна на костылях (после Вены он залетал в Канаду, где, сажая дерево, неудачно повернулся и у него заболел позвоночник, который часто давал о себе знать после полученной на Второй мировой войне контузии). Вышла Жаклин в домашнем халатике. Мы раскрыли одну коробку: в ней находилась модель американской китобойной шхуны, которую вырезал в позапрошлом веке какой-то чукча из моржового клыка, -- Хрущев знал, что Кеннеди любит модели кораблей. Во второй же коробке оказался белый щенок. Кеннеди удивился: "А это что еще за зверь?" Жаклин ответила, что она, кажется, догадывается. Еще разговаривая с Жаклин в Вене, Хрущев упомянул, что у летавшей в космос Стрелки родились щенята, и Жаклин сказала, что она для своей дочурки Каролины с удовольствием взяла бы одного. Мы поставили его на ковер, и щенок быстро напрудил".

И все же, несмотря на попытки лидеров вести сбалансированную политику, это был баланс на грани катастрофы -- слишком жестко расходились интересы двух сверхдержав. Вскоре они оказались на пороге войны из-за Карибского кризиса.

Потом, уже после убийства Кеннеди и смещения Хрущева, США впрямую, а СССР -- оружием и военспецами воевали во Вьетнаме: пришедшие к власти Леонид Брежнев и Линдон Джонсон оказались, как теперь принято говорить, куда менее "договоропригодными".

Легкое потепление, именовавшееся "разрядкой", наметилось только во время президентства Ричарда Никсона. Кстати, именно этот американский президент во время своего визита в Москву и подписал договор по ПРО, споры о котором не стихают до сих пор.

Однако вскоре состояние здоровья Брежнева резко ухудшилось. Источник "Профиля" в МИДе вспоминает: "Когда госсекретарь США Генри Киссинджер приехал в Москву уже после подписания договора по ПРО, чтобы согласовать ответный визит Брежнева в Вашингтон, Брежнев пригласил госсекретаря поохотиться в Завидове. Там генсек пошел отдохнуть на час, но в назначенное время к гостю не вышел -- его с трудом удалось поднять с постели через пару часов. Уже тогда, задолго до последних лет правления, стало ясно, что со здоровьем у Брежнева не все в порядке. То же недомогание почувствовал Леонид Ильич и во время визита в США в 1973 году, где его также с трудом подняли с постели для того, чтобы везти на переговоры с Никсоном. На этой встрече Брежнев лишь кивал головой, а разговор вел Андрей Громыко".

Последний звонок

Похожая ситуация, но уже с иными персонажами, случилась и во время горбачевской перестройки. Правда, тогда уже американский президент Рональд Рейган находился в состоянии "позднего Брежнева".

Георгий Корниенко: "На встречу в Женеву рвались оба -- и Горбачев, и Рейган. Буш-старший, будучи тогда вице-президентом, уже на похоронах Константина Черненко передал Горбачеву приглашение от Рейгана. Руководство СССР, однако, посчитало, что ехать на поклон в США к Рейгану не годится, и встречу предложили провести в "третьей" стране. Было ясно, что прорывов на ней не будет. Мы считали, что нельзя договариваться о сокращении ядерных вооружений при их программе СОИ (стратегическая оборонная инициатива. -- "Профиль"), американцы же утверждали, что одно с другим не связано и сокращать надо только ядерные вооружения.

Рейган не мог говорить свободно по деловым вопросам и без конца тасовал колоду карточек с "подсказками". Оживал он лишь когда начинал рассказывать анекдоты. После первой беседы один на один у камина Горбачев сказал: "Да. Пещерный человек. Каменный век". Однако заканчивать встречу ссорой было не в наших интересах, и поэтому мы сотворили обтекаемое коммюнике, договорившись о возобновлении переговоров. И если во время встречи Горбачева с лидерами стран Варшавского договора в Берлине Михаил Сергеевич проинформировал их о том, что прорыва не получилось, то, уже вернувшись в Москву на Политбюро, он подбавил позитива. А еще через пару дней, выступая на заседании сессии Верховного Совета, о своей встрече с Рейганом докладывал чуть ли не как об одержанной им победе".

Говорят, что Рейган приехал в Женеву со списком советских "отказников", и Горбачев, разозлившись на своего оппонента, заявил: "Я не ученик, господин президент, а вы -- не учитель, за нами огромные миры". Горбачев тогда еще не знал, что его миру вместе со странами Варшавского договора история отвела лишь несколько лет. Заметим, что и мировое сообщество об этом тоже не догадывалось: генсека и президента охраняли как лидеров двух сверхдержав -- город был наводнен полицией и более походил на военную базу, нежели на всемирно известную финансовую столицу.

Так или иначе, но "новое мышление" нового генсека не было воспринято на Женевской встрече. Георгий Корниенко: "Поскольку на переговорах возник тупик, то по инициативе Горбачева появилась идея встречи в 1986 году в Рейкьявике. Увязка сокращения стратегических вооружений с договором по ПРО была незыблемой. Но мы пошли на уступки по двум вопросам: не увязывать стратегические вооружения с ядерными средствами передового базирования и не увязывать американские вооружения с английскими и французскими. Рейган же отказывался увязывать сокращение ядерных вооружений с договором по ПРО, потому что такой расклад делал беспредметной его программу СОИ. Встреча в Рейкьявике также закончилась ничем. Но, как и в случае с Женевой, она стала изображаться не как провал, а как прорыв, потому что там якобы разговор доходил даже до полной ликвидации ядерного оружия. Рейган действительно обронил фразу о том, что, может быть, США согласятся на полную ликвидацию всего ядерного оружия. Но тут его дернули за рукав, а позже за этот ляп его долбали союзники. Понятно, что предложение Рейгана было несерьезным".

Наконец в декабре 1987-го, во время визита Горбачева в Вашингтон, был подписан договор о ликвидации ракет средней и меньшей дальности. Это был важный шаг, потому как договорились о ликвидации целого класса ракет. Однако в этот документ попала наша тактическая ракета "Ока", по терминологии НАТО СС-23. По договору должны были уничтожаться ракеты средней дальности (от тысячи до пяти с половиной тысяч километров) и тактические, с дальностью от 500 километров до тысячи. "Ока" имела дальность полета всего 400 километров и, по идее, не подпадала под договор. Американцы же были заинтересованы в ее уничтожении: "Ока" была твердотопливная и мобильная и на эту дальность не имела аналогов в США. Уже позже, задним числом, чтобы оправдаться перед военными, Горбачев и Шеварднадзе попытались приказать пульнуть "Оку" на дальность 500 километров. Но ее генеральный конструктор с могучей фамилией Непобедимый сказал, что разрешит это сделать только через свой труп, поскольку если не отключить систему управления ракеты, то она не полетит на дальность свыше 400 километров. Если же отключить систему управления и пульнуть, то он не знает, куда она полетит и кому по голове стукнет -- не исключено, что может ударить и по Кремлю.

Последняя встреча советского и американского лидеров состоялась на Мальте в 1989 году. Ставший годом ранее президентом, Буш-старший почти год оттягивал встречу с Горбачевым, хотя тот хотел познакомиться как можно скорее и даже помчался для этого на Генеральную ассамблею ООН. Однако Буш, официальное вступление в должность которого должно было состояться в январе, уклонился от встречи. На обеде у Рейгана он подчеркнуто держался не как новый хозяин Белого дома, а как верный Рейгану вице-президент.

Георгий Корниенко: "На Мальте Буш понял, что у Горбачева нет никакой конкретной позиции по германскому вопросу. К тому же ему стало ясно, что генсек в "большой замазке" как из-за тяжелого экономического положения страны, так и из-за его собственного положения во власти. Поэтому американский президент постарался выжать из своего советского коллеги все по максимуму -- получить согласие на объединение Германии и ее вхождение в НАТО. Буш понял, что к такому развороту событий Горбачев уже готов. Все встречи проходили на корабле "Максим Горький", потому что из-за поднявшегося шторма американский корабль мотало сильнее нашего.

Никаких документов на Мальте подписано не было. Горбачев сетовал на экономические трудности, прямо заявляя, что рассчитывает на помощь США".

Однако полученные с 1988 по 1991 год кредиты на сумму в 70 миллиардов долларов не помогли СССР выйти из экономического кризиса и не сохранили власть самого Горбачева. Через два года Борис Ельцин позвонит Бушу и доложит о том, что СССР распался, преобразившись в СНГ. В прощальной речи по телевидению Горбачев возмутится: "Какая стыдоба! Позвонить не своему, а американскому президенту!"

Но возмущаться было уже поздно.

Дружба и служба

Ельцинский период, несмотря на то, что страна двинулась по пути экономических реформ, всячески демонстрировала в своей внешней политике лояльность державам-лидерам и даже вошла в "Большую семерку" (впрочем, по своеобразной формуле 7+1), не привел к укреплению влияния России на международной арене.

Источник "Профиля" в МИДе: "Визит Ельцина в США в 1994 году, когда он переодел свою команду в смокинги, был совершен лишь для того, чтобы американцы на год отменили поправку Джексона-Вэника, введенную в 1974 году в знак протеста против ограничения эмиграции из СССР советских евреев. По пути в Вашингтон Ельцин завернул в Нью-Йорк, чтобы выступить в ООН. Своим сопровождающим он сказал, что после выступления должен встретиться с двадцатью руководителями государства, предупредив, что встреча эта продлится час. Однако вышел он через пять минут -- очевидно, времени хватило лишь для пожатия рук. А на обратном пути в Россию не смог выйти из самолета для встречи с ирландским премьером -- говорят, был не в форме. Вообще, Борис Николаевич больше любил встречи "без галстуков" -- их ему организовывал бывший министр иностранных дел Андрей Козырев, дабы российский президент мог почувствовать себя хозяином великой державы у себя дома".

Удастся ли Путину прорваться "к американскому сердцу" -- вопрос, на который пока нет ответа. Вопрос, впрочем, можно поставить и по-другому: стремится ли к этому сам российский президент? Наблюдательная публика не обошла вниманием количество авансов, выданных Бушем-младшим своему российскому коллеге накануне саммита -- вплоть до многократного повторения того, что он считает Путина "своим другом". Но эта риторика, хотя и ласкает слух, не может не навевать российскому президенту свежих еще воспоминаний об отношениях "друга Бориса" и "друга Билла", почти ничего с практической точки зрения России не принесших.

Георгий Корниенко: "Что же до дружбы Путина с Соединенными Штатами, то она в сравнительно близком будущем закончится новым охлаждением. Путин убедится в том, что на равных с ним Соединенные Штаты говорить не хотят. США всегда на первое место ставят свои экономические, политические и военные интересы и везде хотят иметь свои рычаги воздействия. В сегодняшней ситуации их интерес к нам состоит в том, чтобы, используя Россию, значительно укрепить свои позиции в Центральной и Южной Азии. Это и наши бывшие среднеазиатские республики, и Афганистан, и Пакистан, где им хотелось бы закрепиться более основательно, так как эти страны нужны Штатам в пристрелке на будущие отношения как с Китаем, которого они побаиваются, не зная, как он себя поведет, так и с Индией, позицию по которой из тактических соображений они пока не афишируют. Укрепившись же в этом регионе, они смогут проводить в отношении Индии более "нажимистую" политику. Заметим, что у нас также имеются свои интересы в этих странах и, не возражая против размещения американцев на среднеазиатских базах, мы сужаем свои возможности для поддержания нужных нам отношений с теми же Китаем и Индией".

Вряд ли Путин, которому уже практически никто не отказывает в прагматизме, не понимает этого. Вряд ли он испытывает заблуждения относительно "сравнительного веса" России и США на мировой арене, и вряд ли не помнит крылатую фразу Черчилля, которой мы открыли эту публикацию. Как, впрочем, и другую, произнесенную Талейраном: "Политика -- это искусство возможного". Обладает ли нынешний президент РФ этим искусством настолько, чтобы извлечь из новых реалий пользу для своей страны, сможет ли он успешно маневрировать, в отличие от своих предшественников не входя в конфронтацию с Америкой, но и не сдавая ей принципиально важных для России позиций, -- это нам еще предстоит увидеть.

ИНЕССА СЛАВУТИНСКАЯ

Подписывайтесь на PROFILE.RU в Яндекс.Новости или в Яндекс.Дзен. Все важные новости — в telegram-канале «PROFILE-NEWS».